– Тебе показалось, что ты видела меня в «Бигелмэне»?

Лаура быстро сунула руки в карманы своего красивого пальто и согнула правую ногу, чтобы поставить подошву прелестного черного башмачка на невысокий бортик под колонной. Затылок ее прижался к плоской поверхности. Она повернула голову в сторону людей, снующих туда-сюда по коридору, и невольно улыбнулась мальчонке в теплом комбинезоне, шагавшему вперевалочку впереди своей коляски.

– Если б только это…

Коридор развернул перед малышом длинный отрезок свободного пространства – мальчик пустился в неуклюжий бег и держался на ногах, пока действовала инерция. Он хлопнулся на кафель, широко расставив в стороны ножки и ручки, и своей позой напоминал морскую звезду. Не сбившись со спокойного темпа ходьбы, его мать наклонилась, подхватила малыша и усадила в коляску.

– Стар меня сегодня просто замотала по магазинам. – Рассказывая, Лаура наблюдала, как мамаша мальчика удалялась по коридору. – Я очень люблю ее, Нэд, но бывают моменты, когда ей самой невероятно трудно понять, чего она хочет. – Она повернулась ко мне и снова улыбнулась. – Мы приехали в «Бигелмэн», Стар нашла пальто, какое искала, пальто было уценено, ничего похожего за все утро нам не попадалось… В общем, оставалось самое простое. Правда, было дороговато, но не слишком. Еще секунда, и я бы его ей купила.

Я слушал ее и думал: «Одна история всегда скрывает другую, тайную, – историю, которую тебе знать не следует».

– Однако Стар не хотела, чтоб я на нее тратилась, и поступила благородно. Ее не устраивал цвет пальто. Не мог бы продавец взглянуть, нет ли такого же, но посветлей? Увы, это пальто у них единственное, и единственная женщина в Напервилле, которая собирается купить его, уже надела его. Подошел помочь мистер Бигелмэн, и я отошла в сторонку. Когда я оглянулась, твоей матери не было. Затем я посмотрела в сторону витрины и увидела ее там, на улице, в новом пальто. Она разговаривала с тобой.

– Со мной?

– Во всяком случае, мне так показалось, – сказала она. – Стар выглядела очень расстроенной… Очень взволнованной… Даже не знаю. Ты или, вернее, человек, которого я приняла за тебя, повернулся к ней спиной и ушел. Я было направилась к двери, но Стар вошла в магазин и так на меня посмотрела, что я прикусила язык. Мистер Бигелмэн сделал нам дополнительную скидку, и я вытащила свою кредитку. Но по дороге домой я все-таки задала вопрос Стар.

– Что она сказала о том парне?

– Сначала она сказала, что никакого парня не было. – Лаура оттолкнулась от колонны. – Затем сказала: ой, она забыла, к ней подошел какой-то прохожий и спросил, как пройти туда-то. Затем она расплакалась. Она очень надеялась, что я не замечу, и очень не хотела говорить тебе об этом. Я была гораздо больше заинтересована в том, чтобы ты сам все рассказал, потому что Стар не собирается вообще ничего мне говорить. Однако это был не ты, я обозналась. Несомненно.

– Несомненно, – эхом откликнулся я.

Объявили рейс. Фил притянул меня к своей груди и сказал, что гордится мной. Объятие Лауры было дольше и крепче, чем Фила. Я проговорил, что люблю ее, и она ответила, что любит меня. Я предъявил на контроле билет, шагнул в зев перехода к самолету и оглянулся. Фил улыбался, а Лаура всматривалась в меня, будто хотела получше запомнить мое лицо. Я помахал им. Словно свидетели на присяге, они подняли правые руки. Поток пассажиров в лыжных куртках и с сумками на колесиках подхватил меня и повлек к лайнеру.

Мидлмонт сомкнулся вокруг меня и зажал в кулак. За неделю до выпускных экзаменов я провалился еще глубже в знакомое ощущение пустоты. Под свинцовым зимним небом, как заведенный, я в спешке курсировал между учебным корпусом, столовой, где я работал, и библиотекой; возвращался вечерами в общежитие и частенько засыпал, уронив гудящую голову на раскрытую книгу. Порой казалось, будто одна студеная ночь переносила меня в другую без перерыва на свет дня: иногда я смотрел на часы, видел стрелки, показывающие четыре часа, и не мог с уверенностью сказать, пропустил ли я необходимые несколько часов сна, или пару лекций, или появление перед кастрюлями и противнями.

Первыми в выпускной сессии были экзамены по английскому и французскому языкам, за ними – история, затем выходной день, потом – химия и последним – математика. Помню, как в понедельник и во вторник я входил в облитые ярким светом аудитории, садился, брал синие тетради[10]и экзаменационные листы и уносился мыслями так далеко, что был не в состоянии понять даже вопросы. Затем по капле начинали просачиваться нужные слова, темнота рассеивалась, и вскоре – будто переданные кем-то по радио, а не подсказанные собственным разумом – предложения сами собой складывались у меня в голове. Я строчил, пока не заполнял полностью синие тетради, и лишь тогда останавливался.

В среду вечером я заснул за столом. Шум за дверью выдернул меня из забытья. Открыв дверь, я вздрогнул, увидев прямо перед собой однокурсницу Симону Фейгенбаум – мы с ней занимались французским в одной группе. Симона приехала из Скарсдейла. Она курила «Житан» и была из поклонников Боба Дилана и Леонарда Коэна, а значит, одевалась во все черное. Мысль, что Симона зашла за учебником, испарилась в то же мгновение, как только она подняла руки и обняла меня. Где-то посреди долгого поцелуя она расстегнула молнию моих джинсов и запустила туда руку с лукавой и забавной напускной развязностью.

Одежда полетела в стороны, мы повалились на мою узкую кровать.

И тотчас Симона Фейгенбаум заскользила над моим телом… и под ним… и вдоль него… ее груди на моем лице… затем ее живот, ягодицы… затем ее лицо прижалось к моему… Мы усердно трудились, как поршни, пока меня вдруг не охватила сладостная дрожь. Ее груди толкали меня в лицо, и я вновь почувствовал свою силу, не успев почувствовать слабости, и мы вновь прошли весь круг, только на этот раз медленнее. А потом еще, пока мои бедра не заныли от напряжения и мой пенис не сдался, безвольно опустившись, как белый флаг. Мне было восемнадцать, к тому же я был девственником.

Часов в шесть утра Симона выскользнула из кровати и оделась. Она спросила, есть ли у меня сегодня экзамен.

– Химия, – ответил я.

Она показала пузырек с таблетками, потрясла им в руке и бросила на стол.

– Прими за пятнадцать минут перед выходом. Они волшебные. Сам себя не узнаешь.

– Симона, – сказал я. – Почему ты пришла ко мне?

– Хотела с тобой хоть разок переспать до того, как ты вылетишь из колледжа.

Открыв окно – я жил на первом этаже, – она спрыгнула на гребень сугроба между общежитием и дорожкой. Я закрыл окно и поспал пару часов.

По дороге на экзамен я проглотил таблетку. Еще одна ярко освещенная аудитория, еще один зловещий стол. Во время раздачи синих тетрадей и экзаменационных листов я не чувствовал ничего особенного – лишь будто выпил чашку крепкого кофе. Я открыл синюю тетрадь, прочитал первый вопрос и понял, что не только отлично понял его – я был в состоянии отчетливо увидеть каждый пунктик ответа на соответствующей странице учебника, словно их развернули у меня перед глазами. К концу часа я заполнил три синие тетради и выполнил все задания, кроме одного из разряда экстра-кредитных[11]. Я выплыл из аудитории, подошел к ближайшему питьевому фонтанчику и залпом выдул кварту холодной воды.