Но по огонькам, пляшущим в глазах сестры, Диана понимает, что для той фашизм — не просто убеждения.

— Только встреча с Гитлером может сделать этот день еще лучше, — мечтательно восклицает Юнити.

Диана молчит в ответ. Юнити уже спрашивала Ганфштенгля, будет ли у них возможность встретиться с Гитлером, и Диана не хочет, чтобы она снова задала этот вопрос. Принимая приглашение на съезд, Диана думала, что запросто познакомится с Гитлером, но теперь, увидев сотни тысяч солдат, осознав, насколько тщательно охраняют Гитлера, она понимает, что встретиться с ним будет не так-то просто. Кроме того, они с Юнити оказались единственными англичанками среди почетных гостей, и Диана опасается привлекать к себе дополнительное внимание, Юнити и без того уже перестаралась. Война закончилась не так давно, воспоминания о потерях и жертвах еще слишком свежи. Да и Пуля так яростно ненавидит Германию, словно война шла еще вчера.

Но Ганфштенгль услышал просьбу Юнити.

— Канцлер выступит с этой самой сцены, не позже чем через час он будет стоять вот на этом подиуме, — он указывает на помост.

Юнити оборачивается к Ганфштенглю, и Диана замечает выражение одержимости на ее лице. Прежде чем она успевает вмешаться, Юнити спрашивает:

— Надеюсь, не шутите?

Он одаряет ее благосклонной улыбкой и тут же на глазах серьезнеет.

— Я никогда не шучу насчет канцлера. И если будет возможность представиться, — он протягивает Юнити идеально отглаженный льняной носовой платок, — я бы посоветовал вам стереть помаду. Вы с сестрой — идеальный образец арийской женственности, но канцлер предпочитает естественность: только натуральная красота, которую дарят солнце и спорт.

Юнити, на мгновение смутившись, прижимает салфетку к губам, а Диана задумывается, не для того ли их с сестрой пригласили на это знаменательное событие, чтобы доказать, что даже английские «образцы арийской женственности» поддерживают нацизм. Как раз в этот момент шестеро отборных солдат маршируют на сцену, расчищая широкий проход среди почетных гостей. В него вступает темноволосый мужчина с заметными усиками, в светло-коричневой униформе с поясом и с малиновой повязкой на рукаве. Судя по реву толпы и по тому, как мужчина держится, это и есть Гитлер.

Толпа почтительно замирает, когда он приближается к микрофону. Как жутко, что одно его присутствие может заставить стольких людей умолкнуть, думает Диана, и насколько же это впечатляюще. И тут он начинает.

Хотя они с Юнити могут наблюдать за Гитлером, произносящим речь, лишь со стороны и издалека, сила его голоса неоспорима. Диана наблюдает, как преображаются лица солдат. Ей даже не нужно понимать слова, чтобы догадаться, что слышат в этом послании люди, униженные Версальским договором и мировой экономической депрессией: надежду.

«М выйдет из себя, когда узнает, где я была», — думает Диана, и тут же ей приходит в голову еще одна мысль. Возможно, эта поездка не только станет способом наказать любовника, но еще и поможет ей упрочить свое положение рядом с ним. Что если знакомства, которые она завела в Нюрнберге, помогут Мосли войти в сеть могущественных фашистов Европы: такие связи очень важны для успеха, но наладить их может только Диана. С этого момента она уверена, что все изменится.

Глава двенадцатая

ЮНИТИ

3 сентября 1933 года

Нюрнберг, Германия

Поверх голов фаланги солдат, окружающих Гитлера, Юнити изо всех сил старается рассмотреть его. Никогда еще она так не радовалась тому, что в ней почти шесть футов роста. Но даже ей сейчас приходится привстать на цыпочки, чтобы лучше видеть. Внезапно пара суровых офицеров расступается, и она видит его во всех мельчайших подробностях. У нее перехватывает дыхание. Это на самом деле он — мужчина, чья фотография висела у нее на стене много лет. Гитлер.

Голос Гитлера усиливается, его кулак обрушивается на трибуну, и Юнити вздрагивает. От его слов по толпе бежит рябь, и Ганфштенгль напрягается всем телом. Что он такое говорит? Юнити сожалеет, что не знает немецкого, особенно когда толпа начинает оглушительно реветь. Как она сможет общаться с Гитлером, если не говорит на его родном языке? Она тут же решает учить немецкий. Может, здесь, в Нюрнберге, или даже в Мюнхене?

Чтобы погрузиться в изучение языка, ей придется найти какое-то правдоподобное объяснение для Мули и Пули или в крайнем случае соврать им. «Обманывать их не так уж и сложно», — думает Юнити. Знали бы родители, сколько времени она провела в прошлом году в запрещенной Итоньерке в компании verboten[3] сестры, они бы с ума сошли. А если бы они заподозрили, что они с Дианой вместо мюнхенских галерей, оперы и баварских памятников архитектуры отправились на сцену для почетных гостей Гитлера в Нюрнберге, они бы совершенно обезумели — особенно Пуля, ведь он ненавидит гуннов. Просто потрясающе.

Представив их реакцию, Юнити посмеивается про себя и не может не восхититься, как искусна она стала во лжи. На скольких вечеринках с воображаемыми друзьями она «побывала», в то время как на самом деле ходила на встречи фашистов, чтобы поделиться мыслями о «Чернорубашечнике» и познакомить других с этим текстом, написанным лидером БСФ. Разумеется, чтобы продолжать в том же духе, она всегда должна возвращаться домой вовремя, ходить на светские рауты и получше прятать булавку, подаренную Мосли.

Пока что Муля и Пуля думают, что она обычная дебютантка, как и ее сестры и другие девушки их круга. Ну, может не совсем обычная. Про Юнити никогда так не говорили. Но она совершенно уверена, что сможет еще раз обвести родителей вокруг пальца, чтобы изучать немецкий в Германии: это на шаг приблизит ее к столь желанному знакомству с Гитлером.

Юнити вспоминает про разговор, который они начали с Ганфштенглем до появления Гитлера. Ей пришлось сменить тему, когда Ганфштенгль начал раздражаться от ее бесконечных расспросов о личной встрече с Гитлером. И тогда она выпалила: «А я, между прочим, родилась в городке с названием Свастика».

Диана закатила глаза, Юнити напряглась. Неужели она опять сделала что-то не то? Но, к ее радости, у Ганфштенгля изумленно округлились глаза. «Это правда?» — уточнил он у Дианы, словно Юнити не могла сама точно знать место своего рождения. «Да, правда, — криво улыбнулась Диана. — Наши родители были одержимы золотоискательством в Канаде и всем таким. Они жили в избушке в шахтерском поселке под названием Свастика, когда родилась Юнити».

Ганфштенгль одобрительно кивал Юнити, слушая Диану. Он словно впервые увидел ее. «Наш канцлер очень верит в судьбу, — сказал он. — И, хотя я стараюсь не говорить за него, но, думаю, он счел бы рождение в Свастике знаком».

Щеки Юнити вспыхнули. Неужели она хоть раз сделала что-то правильно? Неужели впервые ее странность сослужила ей хорошую службу? Ее фантазии о собственной судьбе и реальность начали