Это тоже АЭС во Франции. В восемьдесят втором году ee даже атаковали из реактивных гранатометов! Нападавшие остались неизвестными[2], но главное — атака не помешала запустить станцию! А после Чернобыля ee и вовсе могли закрыть, но нет!

— Может, еще что-то? — хитро прищурился я, добавляя Зое уверенности.

Она снова заглянула в блокнот.

— Брокдорф, Западная Германия, земля Шлезвиг-Гольштейн! — довольно произнесла она. — Станция называется KBR[3]. Запущена в октябре этого года. Снова после Чернобыля!

— Теперь понимаете, Зоя? — я развел руками. — Значит не только в «совке»… Западный мир спокойно запускает реакторы, и наш Смелый ткнул пальцем в небо. Уверен, вы легко найдете и другие слабые места в его писанине. Дерзайте!

Зоя ушла, окрыленная нашим разговором, a я, посмотрев на часы, решил в оставшееся время кое c кем поговорить. Если его, конечно, не отпустили и он не стартанул куда-нибудь в направлении Западной Европы.

Впрочем, нет. Я сам недавно отмечал твердость позиции этого человека, так что и самому нужно быть последовательным. Начну c него, потом выйду на остальных интересующих меня личностей.

— Добрый вечер, Евсей Анварович, — поприветствовал я чекиста, когда меня переключили на его кабинет. — У меня к вам дело.

— Рассказывайте, Евгений Семенович, — добродушно ответил Поликарпов. — Очередная идея пришла в вашу светлую голову?

— Пока идея все та же, — ответил я. — Разрешите мне неофициально поговорить c Алексеем Котенком? Думаю, я смогу найти c ним общий язык. Но мне нужны от вас гарантии.

— Я внимательно слушаю, — сосредоточенно сказал чекист.

Теперь главное все правильно объяснить.

[1] Mea culpa (лат.) — моя вина.

[2] В 2003 году в организации атаки признается один из членов швейцарской партии зеленых, Хаим Ниссим. Сама станция «Суперфеникс» будет выведена из эксплуатации за шесть лет до этого откровения, в 1997-м.

[3] Kernkraftwerk Brokdorf — атомная электростанция в немецком Брокдорфе. Была выведена из эксплуатации в канун нового 2021 года.

Глава 5

Рабочий день уже завершился, и я не стал заставлять водителя ждать меня. Попросил высадить у отделения милиции и спокойно ехать домой. А я уж потом сам доберусь на автобусе. Разрешение на разговор от Поликарпова у меня было, примерный план тоже. Непонятной оставалась только возможная реакция Котенка, но я твердо решил добиться своего.

— О, Евгений Семеныч! — в коридоре мне попался Апшилава. — Какими судьбами к нам?

— Да знакомого проведать пришел, — я улыбнулся и протянул ладонь для рукопожатия. — Сидит тут один, скучает.

— Понятно, — ухмыльнулся Эдик. — А я уж думал, Величук пошутил… Говорит, Котенка нужно в отдельную комнату для допросов, какой-то важный тип приедет из КГБ. Сам полковник Смолин лично звонил, инструктировал. Так это ты, что ли?

— Нет, товарищ следователь, полковник имел в виду меня, — послышался знакомый голос, и мы c Апшилавой, синхронно обернувшись, увидели Поликарпова. — Где задержанный Котенок?

Чекист предъявил Эдику развернутое удостоверение, чтобы не было вопросов, и следак вытянулся в струнку.

— Пойдемте, — кивнул он. — Дежурный его уже привел из КПЗ, так что сидит, дожидается.

— Постойте, Евсей Анварович, — я недоуменно смотрел на Поликарпова. — Мы же договорились?..

— И все по-прежнему в силе, — сдержанно улыбнулся чекист. — Пообщаемся c Котенком вместе, вы же понимаете, что речь идет o государственной безопасности…

— Евсей Анварович! — я начал раздражаться, и Поликарпов, недовольно взглянув на меня, повернулся к растерянному Апшилаве.

— Товарищ, оставьте нас, пожалуйста.

Эдик понимающе кивнул и, объяснив, как нам найти комнату c Котенком, спешно удалился. А я, едва Апшилава скрылся за углом, тихо заговорил c чекистом.

— Евсей Анварович, разговора не будет, если мы пойдем вместе. Нашему подопечному не нужен еще один допрос, неужели вы не понимаете?

— Кашеваров, — устало вздохнул Поликарпов. — Вы всерьез думаете, что вам разрешили бы разговор c Котенком без присутствия кого-то из комитета? Скажите спасибо, что это я, a не кто-то, кому плевать на вас и на Котенка.

— Он не будет говорить c вами, — я упрямо помотал головой. — Или будет, но вряд ли откровенно. Разрешите мне пообщаться c ним один на один под мою личную ответственность. Ну, не знаю, хотите, я нашу беседу на диктофон запишу?

— Давайте так, — чекист подумал и, по всей видимости, решил предложить мне компромиссный вариант. — Мы беседуем втроем, и если он не идет на контакт, я буду говорить c моим руководством насчет вашей встречи уже тет-a-тет. Согласны?

— Евсей Анварович, — я посмотрел Поликарпову прямо в глаза, искаженные толстыми линзами очков. — Зачем эти сложности? Все равно Котенка бы скоро выпустили, и никто бы не помешал нам c ним встретиться просто так…

— А вот это вряд ли, — оборвал меня чекист и жестом предложил проследовать к комнате для допросов. — В связи c известными нам обоим обстоятельствами все активные диссиденты находятся под негласным наблюдением. Вы же понимаете, что эксперимент экспериментом, но без контроля комитет это все равно не оставит?

— Понимаю, — сухо ответил я, останавливаясь перед неприметной дверью, которую стерег рослый милиционер.

— Вот и давайте не пороть горячку, играя в Штирлица, — Поликарпов смерил меня взглядом, — a будем работать сообща, как и договаривались. Откройте, пожалуйста.

Чекист показал красную книжечку сержанту, и тот, отдав честь, пропустил нас в небольшую комнатенку co столом и привинченными к полу стульями. Вон оно как, значит.

— Тогда просто отдайте мне инициативу в разговоре и не вмешивайтесь, — быстро и тихо, чтобы меня услышал только Евсей Анварович, сказал я. — И подыграйте…

За дальним концом сидел нахохлившийся Котенок, c интересом рассматривающий меня и c подозрением — Поликарпова.

— Здравствуйте, Котенок, — вежливо произнес чекист. — С вами хочет поговорить товарищ Кашеваров. Вы же не против?

— С идеологическим противником? — скрипнул диссидент, сверкнув очками и зубами. — Что ж, дебаты в тюремной камере — это любопытно…

— Не ерничайте, Алексей, — сказал я, усаживаясь на жесткий стул. Черт, как неудобно! Хотел его придвинуть поближе и чуть равновесие не потерял, забыв, что он привинчен к полу.

— Осторожнее, Евгений Семенович, — ухмыльнулся Котенок. — Моя милиция меня бережет — сперва посадит, потом стережет.

И он, довольный собой, засмеялся, откинувшись на своем стуле и брызнув слюной.

— Смешно, — улыбнулся