Рынка как такового не было. Вообще. Никак. У каждого, кто чем-то торговал или что-то изготавливал была своя небольшая усадьба. Там он жил. Там же были и его склады с лавкой.

Поэтому паренек, что сопровождал Ярослава к кузнецу охотно вызвался его проводить да все показать. Он ведь тоже родич Любавы. И он тоже был сильно недоволен тем, как поступили старейшины. А потому ему понравился поступок нового вождя. Вот и пошел ему навстречу – показывая, кто есть кто в этом городке. Весьма небольшом к слову. Десятка три усадеб на самых козырных позициях. Остальное землянки и полуземлянки разного толка, стоящие ближе к лесу. В те края и ходить не стоит – беднота и голытьба. А по усадьбам сидели уважаемые люди – все при деле. Кто кузнец, кто плотник, кто рыбак, державший три небольшие лодочки. И так далее.

Никакой крепостной стены не было. Да и усадьбы в городке стояли не компактно – видимо для защиты от пожаров. Такие просто так стеной не обнесешь. Да и землянки за крепостной стеной – странное дело. Даже деревянной. Даже валом земляным.

Впрочем, отсутствие крепостной стены Ярослава не удивляла. Он знал, что общественные укрепления – дети государств, пусть даже самых примитивных и архаичных. То есть, требуют концентрации власти и ресурсов для своего появления. Единственны типом укреплений были те самые усадьбы. Частокол с примитивными воротами да несколько строений внутри. Обычно одно жилое и одно-два хозяйственного толка. Стояли усадьбы как отдельно, так и скученно, образуя городища вроде Гнездово или Ладоги, именуемой пока еще Альдейгьей. Иногда встречались уникальные усадьбы вроде Любошанской крепости, с достаточно массивными земляными укреплениями, облицованными природным камнем. Но это исключение из правил, причем очень редкое. Гнездово, кстати, было вторым по площади поселением в регионе и занимало целых двадцать гектар. Ладога была немногим побольше. А тот же Киев представлял собой крохотное поселение в два с половиной гектара в окружении несколько удаленных еще более мелких селений. И тоже, кстати, не имел крепостной стены…

Как таковые купцы в этом городе не селились. Не зачем. Ибо опорный и перевалочный пункт на торговому пути. Зато были те, кто требовался для обеспечения их в пути всем необходимым. И многие ремесленники по возможности подрабатывали торговыми посредниками, либо позволяли разного рода дельцам держать у себя товары

Ярослав торговать не торговал. Он ходил да знакомился. Само собой – с умным видом. Тут поболтает, там расспросит. Вроде как из уважения, но на деле ему отчаянно не хватало объективных сведений о хозяйственном и финансовом положении городка.

Ну и кое-что покупать приходилось. Ибо жрать ту жуткую похлебку, что варила Любава он больше не мог. Да и вообще… разного всякого требовалось немало. Магни, как обитатель здешних мест, был весьма непритязателен. Ярослав же хотел устроиться если и не с комфортом, то хотя бы не настолько жутко как сейчас.

Потратиться пришлось изрядно. Тут серебряный – там два. А здесь золотой разменял, чтобы ходовых серебряных монет не сильно убавлялось. Кое-какие кольца из доли пришлось отдать. И даже одну витую шейную гривну. Но, вернувшись к вечеру домой, он был в целом удовлетворен. Со всеми важными людьми поболтал. Всех уважил. Каждого постарался понять – что за человек, чем живет, к чему стремится. Ну и сам представился. Не так – в толпе, а камерной обстановке.

Но главное – он стал рабовладельцем. Да. Вот так просто. Раз и все. Он перекупил у одного дельца двух молодых парней и девушку, отданных ему в оплату долга перед общиной. Они мариновались на подсобных работах, ожидая торговца, готового их выкупить да продать где.

Никакой мысли о том, чтобы их покупать у Ярослава и не было. Как-то в голове его работорговля не укладывалась. Да, знал. Да, понимал. Но все это было для него чем-то беспредельно далеким. Он даже эти слова о судьбе этой троицы не воспринял серьезно. Но тут родич Любавы возьми и шепни Ярославу, что он знает этих ребят, и что они приходятся «седьмой водой на киселе» наложнице военного вождя.

«Значит дальние родичи… в рабство… за долги общины» - пронеслось в голове нашего героя. И он резко изменил свое отношение к их судьбе. В конце концов – самому в навозе копаться и кучу другой работы делать ему совсем не хотелось. Себя нужно беречь. А тут и повод замечательный. Рабство – полбеды. Девчонка точно пойдет кому-нибудь в гарем или наложницы – вполне пригожая. Хотя совсем не факт. Парней же вряд ли ждут сексуальные утехи. Скорее много тяжелого труда, изрядно побоев и мало еды. Года два в рабстве протянут – уже удача.

А тут – хоть и рабство, но вроде как у своих. На «пол шишечки», так сказать. И от дома недалеко. Да и выкупить всегда могут братья с сестрами или кто еще из родни близкой. В общем – альтернатива куда как более благостная.

Добрались значит до усадьбы. Расположились. Поужинали. Заночевали. А утром гости пришли. Дед Любавы. С ответным визитом, так сказать.

- Выкупил, смотрю, - кивнул Мал на рабов.

- Выкупил. Повезут их или к ромеям, или к персам. А судьба там у рабов горькая. Гребцами на торговые лодки посадят, где под палящим солнцем и кнутами надсмотрщиков за год сгорят или за два. Могут в рудники загнать. Или дальше продать. Например, в Абиссинию. Люд черной кожи, языка не разумеют, гнетущая изнуряющая жара. Иной раз такая сильная, что с непокрытой головой под солнцем можно умереть. Для нашего люда – там смерть. Даже если для утех возьмут всех трех – все одно долго не протянут. А бывают места и похуже. Хватает и таких, где людей в жертву приносят, для чего рабов и покупают частенько. Да получше – чтобы здоровее и красивее.

- А тебе какое дело? – Прищурившись, спросил Мал. – Убьют и убьют.

- Мне все равно нужны рабочие руки. А они, какие-никакие да родственники Любавы. Рабство не мед. Но тут, почти дома, среди своих. А значит и им в том польза, и мне. Когда же обе стороны к вящей пользе сходятся – дело идет много лучше, чем супротив воли доброй.

- И то верно, - кивнул кузнец.

Еще немного поговорили на отрешенные темы. А потом Мал спросил:

- Ты ведь не спроста мириться ко мне пришел. Задумал что?

- Почему сразу задумал? – Спросил, улыбнувшись Ярослав. – Впрочем, разве желание дела вести должно мешать устремлению к восстановлению справедливости?

- Рассказывай, - вернув улыбку, произнес кузнец, усаживаясь поудобнее.

- Посмотри из чего он сделан, - произнес парень и протянул Малу свой сакс. Меч-то у него было дамасской выделкой, травленый, с красивыми узорами. А сакс – просто сталь. Взял его кузнец. Покрутил в руках. Проверил на упругость. Постучал по дереву, слушая звон. И удивленно уставился на Ярослава:

- Неужто уклад? – Удивился кузнец. В те годы – удивительно редкий и дорогой материал, особенно высокого качества. И пускать его на боевой нож – странно. Обычно уклад шел на лучшие мечи с самой богатой отделкой.