Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сперва разберёмся на яхте. О решении сообщу позже, — сказав это, вице-губернатор смолк. Также молчаливо вёл себя в салоне судна, наблюдая, как его телохранитель по одному вызывал штурмовиков и матросов.
Тышкевич начал с экипажа. Выяснилось: двое уснули на вахте и долго не могли быть разбужены. Какое-то сонное плетение, нехитрое, но исправно сработавшее.
— Капитан! Прошу доставить из карцера Буранова.
Тот с удивлением глянул на штабс-ротмистра, повернул голову к вице-губернатору. Князь кивнул.
Приведённый в салон человек-гора более походил на осыпавшийся холм, а не на скалу с мышцами, как он выглядел в утро схватки.
— Что же я могу знать… — он бы развёл руками, но одна была притянута цепью к обручу, охватывающему пояс, вторая, вдвое короче, оканчивалась культёй. — Невиновен. Сидел в карцере.
— Кто из штурмовиков скорее всех пришёл бы на помощь Хвостицыну?
— Мне почём знать? У них спрашивайте.
— Добром не хочешь?
Тышкевич достал амулет и мысленно прикоснулся к нему, затем перевёл взгляд на однорукого.
Магия, дремавшая внутри камня и накануне напитанная Энергией из Сосуда, развернулась как выпущенная из тисков пружина. Жёлто-серая нитка с налёту вонзилась в лоб арестанта.
— Больно… Вашу налево…
— Зато не посмеешь больше лгать. Кто, по-твоему, скорей всего бы помог бы Хвостицыну?
— Корнет Беглов и вахмистр Берендеев… — он попытался сжать зубы, но не смог противиться плетению, вскрывшему его мозг с деликатностью ледоруба. — Сашка Прохоров тоже… А-а-а… Выключай шарманку, штабс-ротмистр… Мочи нет!
— Вы забыли сказать «господин штабс-ротмистр». Или «ваше сиятельство господин граф».
— Ваше сиятельство… Христом Богом…
Виктор Сергеевич убрал амулет. Буранова отпустило. Уходя, он кинул полный ненависти взгляд. Мол, ещё ничего не кончилось. Наверняка такие же настроения у сбежавшего.
Берендеев и Беглов также покинули салон в цепях. Оба признались, что кроме них и Прохорова никто в заговоре не участвовал. Но ликовали, что штурм-прапорщик утёк, очень многие.
С вольноопределяющимся Прохоровым вышло сложнее. Сперва тот не хотел снимать амулеты. Потом выставил защиту, о которую тонкое жёлто-чёрное щупальце просто сломалось. Естественно, всё отрицал.
— Устроим очную ставку с Берендеевым и Бегловым? — разомкнул уста Горчаков.
— Можно. Для трибунала хватит. Но я ещё кое-что попробую.
Примерно разобравшись, как работает плетение амулета, граф отправил к допрашиваемому своё щупальце. Если первое летело по прямой как пуля, это начало мягко ощупывать вязь защитной магии, сначала её рабочую зону — щит от внешнего проникновения, потом основу.
Внутренний кристалл с запасом Энергии вольноопределяющегося был неплох, но уступал графскому. Был на три четверти наполнен и выглядел пульсирующим сердечком чистого огня.
Тышкевич достал оникс, украшенный красной полосой, и сжал в руке, отправив поток Энергии прямо в это сердце. Потом добавил ещё из своих запасов.
Простой и жестокий трюк, если противник не готов от него защищаться. Энергия Святого Источника, неспособная уместиться внутри кристалла у Одарённого, выплёскивается вокруг и сжигает все тонкие магические построения. Плетение ментального щита на миг приобрело необычайную силу, потом разлетелось на куски. Даже вахтенный матрос, стороживший допрашиваемых, болезненно вздрогнул, хоть и был ординаром. Прохоров вообще повалился на пол.
— Теперь отвечай. Ты усыпил охрану у карцера?
— Я…
— Ты ему принёс американскую одежду?
— Я… И Беглов.
— Кто обчистил кассу судна?
— Мы с Берендеевым. Должен же штурм-прапорщик на что-то жить в Америке…
— Вот такие запросы у этой банды, — прокомментировал Виктор Сергеевич. — Представьте, ваше сиятельство, сто двадцать тыщ — это всего лишь «на что-то жить», не роскошествуя.
Заметив, что его экзекутор отвлёкся, вольноопределяющийся прямо из положения лёжа на полу прыгнул в сторону двери, отшвырнув матроса. Граф, несколько истощённый переполнением Сосуда у Прохорова, бросил вслед самое простое плетение — воздушное лассо, охватившее ноги. Штурмовик немедленно грохнулся на палубу.
— Я его взял! — доложил Искров, выкручивая тому руки за спину.
— Если подобным образом дальше пойдёт, под карцер придётся оборудовать половину трюма, — вздохнул князь. — Тышкевич! Потолкуй ещё с штурм-корнетом Лисициным. Только не мучая. Он пока вне подозрений.
Временный начальник отряда, хоть и побледнел, услышав о допросе с амулетом, но держался стойко. Снял обереги.
— Ваше сиятельство, не затруднит ли вас задать вопросы штурм-корнету? Мне нужно кое-что проверить.
Горчаков удивлённо приподнял седеющую бровь. Это он поручал провести дознание штабс-ротмистру, а не наоборот. Но пенять не стал.
— Известно ли было вам о готовящемся побеге Хвостицына?
Тышкевич тем временем опробовал плетение, наскоро созданное на основе топорного амулетного. Этот штурмовик был ординаром. Во всяком случае, вокруг него не наблюдалось никаких выплесков Энергии.
С крайней осторожностью он прикоснулся к разуму корнета, не защищённого магией. Ощутил колебания чужих чувств. Настороженность. Неприязнь.
— Нет, ваше сиятельство, — говорил штурмовик. — Разговоры ходили о несправедливости, я их пресекал. До самого побега не знал, что троица смутьянов намерена идти до конца. Отстранил их от дежурств, хоть и служба на корабле — чистая видимость. Запретил сход на берег.
— Отчего же сразу не сообщили мне — кто зачинщик?
— Виноват… Тогда я потерял бы командование над отрядом. У нас так: командир — третий после Господа и Государя, вправе казнить и миловать. Но не жаловаться на своих вышестоящему.
Парню не нравилось происходящее. Но он был честен.
— Офицер говорит правду, — вставил Тышкевич.
— Знаю. У меня свои методы. Продолжим. Штурм-корнет, насколько вообще я могу доверять отряду? Готовы ли бойцы исполнять приказы во имя империи или все они следуют лишь своим понятиям о том, что правильно, а что греховно?
Несколько сбивчиво Лисицын рассказал об обстановке в отряде. Откровенно нездоровой. Старшие офицеры возомнили о себе невесть что. Да, готовы положить живот на алтарь Отечества, но только согласно своим, порой диковатым представлениям, чему и когда на том алтаре престало лежать. Верность Государю не ставится под сомнение. Но одновременно взращено неприятие к родовитой элите России. Почему командир отряда или командир взвода, даже с изрядной Одарённостью, если он не дворянин, стоит ниже любого дворянчика, тем более, имеющего графский, маркизский или княжеский титул? Хотя бы завалящего барона из остзейских губерний. Оттого Буранов взвился как ужаленный, когда граф Тышкевич осмелился прервать его при исполнении гимна штурмовиков. Тем паче — перед глазами Львовой. Был бы простец из недворянского сословия — молча посторонился бы, пропуская Горчакова.
— Потому что дворяне столетиями воспитываются в своём назначении служить двору, — снизошёл до объяснения князь. — Военному, пришедшему на службу из городских обывателей, селян или разночинцев, ещё предстоит проявить себя. Коль удалось — даруется служивое, потом и наследуемое дворянство.
— Так много раз говорилось. Но внемлют не все.
— Вы более доверяете бойцам из своего бывшего взвода?
— Так точно, ваше сиятельство. Их лучше знаю.
Князь замолчал, о чём-то напряжённо думая. Лисицын замер в стойке «смирно», ожидая продолжения. Наконец, прозвучала команда:
— Разделите отряд. Мне нужно всего тринадцать. Но самых верных. Над остальными назначу главным того, кто гарантирует, что ваши анархисты не разбегутся на пути в Ригу и не захватят яхту, подняв пиратский флаг, а Буранова и троицу сообщников Хвостицына не выпустят из карцера.
Отдав ещё несколько распоряжений, в том числе — готовить судно к отплытию, Горчаков покинул борт.
В автомобиле поделился подробностями решения.
— Штабс-ротмистр! Ваше предложение принимается. Начнёте поиски Линка и всех, кто имел отношение к институту П. И. П. В вашем распоряжении Искров. Кого из связистов придам, сообщу позднее. Сами выберете одного бойца-штурмовика из людей Лисицына, боевая единица не помешает. Составьте предварительную смету. В том числе, на наем одного-двух частных агентов. Желательно, из числа бывших полицейских Ново-Йорка. И да не оставит вас Господь. Но только в пределах города и губернии. Выезжать запрещаю.
Он не стал говорить, что сбежавший Хвостицын, вероятно, притаился поблизости, вынашивая план мести. Извращённое чувство солидарности и командного духа штурмовиков вполне способно подтолкнуть к мести за слом карьеры бойцов отряда.
Те из них, на кого вроде бы можно положиться, а именно малая боевая группа Лисицына — это резерв на случай, если сыскная операция перерастёт в баталию, догадался Тышкевич. Из связистов он выбрал бы Самсонова или Вологодского, оба, не занятые прослушиваем магического эфира, вполне адекватные Одарённые, обученные кое-каким боевым плетениям.
Вице-губернатор сумел удивить, представив в качестве члена сыскной группы княжну Львову. На её бесстрастном лице промелькнула редкая