Глеб поднял голову и широко улыбнулся. Украдкой показал большой палец, мол, все отлично.

От этого на душе стало полегче.

На динамической паузе Гаврила нашел Мишу в коридоре. Сбил с ног, будто играя. Ударил ботинком по коленке.

– Придурочная ябеда, – сказал обидчик. Миша поднялся, отряхнулся. Скрепыши, которых он показывал Глебу, рассыпались по полу. И тот, что был в виде осьминога, оказался под кедами Гаврилы.

– Я не ябеда! – крикнул Миша. – Не ябеда. Отдай, это мое!

Жабоглазый издевательски передразнил его и толкнул в плечо.

– Ябеда!

«Надо уметь постоять за себя. Даже если тебе страшно – надо. Лучше пасть в бою, чем прослыть трусом», – зазвучал в голове голос папы. Но что если Гаврила разозлится еще больше?

– Что молчишь, ябеда? – Гаврила ударил его в плечо. – Что молчишь, придурочный?

Товарищи Гаврилы стояли за его спиной и смеялись.

И тогда Миша ударил, как мог. Но не попал. Одноклассник увернулся от нелепого и слабого тычка и в ответ врезал в глаз. От боли вся смелость исчезла в один миг. Миша схватился за лицо и громко заплакал.

– Что это такое? – послышался голос Елены Павловны, учительницы математики. – Что такое? Соколов?! Опять ты?!

– Он первый меня ударил! – завопил тот.

Миша плакал, растирая слезы по лицу. Он ненавидел школу. Здесь его постоянно обижали. А когда приходила мама разговаривать с учительницей – та рассказывала, что все в порядке. Что это дети. Что это солицизация. Или как-то по-другому.

– Погостин? Покажи, что у тебя. – Теплые руки Елены Павловны отняли ладони Миши от лица. – Ох-ох. Пойдем, пойдем со мною. Холод приложим.

Глеб украдкой собрал скрепышей и протянул другу. Зажав в кулаке резиновые фигурки, Миша потопал с математичкой в кабинет к медсестре. Глаз болел и опух. Слезы текли не останавливаясь. Миша всхлипывал, шмыгал носом. Но когда к лицу приложили что-то холодное – стало чуточку полегче.

– Это Соколов тебя ударил? – спросила Елена Павловна.

– Да. Он меня все время обзывает и обижает.

– Драться нехорошо. Если бы ты его не ударил, он бы тебя не обидел.

– Обидел бы! – вспыхнул Миша.

Посмотрел на учительницу здоровым глазом. Какие же взрослые ку-ку, все время говорят разное. То драться нехорошо, то драться надо.

Миша хотел, чтобы его просто никто не трогал. Чтобы можно было целыми днями смотреть мультики, рисовать, играть в «Лего Майнкрафт» и, может быть, когда он станет взрослым, купить себе игровую приставку и играть в настоящий «Майнкрафт»!

Чтобы не было школы, не было Гаврилы Соколова. Были только мама, папа и Глеб.

Он снова всхлипнул.

– Позвоню твоему папе, – сказала Елена Павловна. – Подержи пока.

Миша послушно прижал к лицу что-то холодное и твердое. Папа будет ругаться. Какой плохой день. Папа, услышав имя Гаврилы, вечно стискивал зубы и цедил неразборчиво. Взгляд его сразу менялся, в нем появлялось нехорошее. Но мама подходила к нему, обнимала и шептала что-то на ухо, отчего папа оттаивал.

– Не надо, – жалобно пискнул Миша.

– Не переживай. Все будет хорошо!

С урока правописания его отпустили, потому что приехал папа. Елена Павловна проводила Мишу до выхода. Потрепала волосы на прощание, развернулась и ушла.

А Миша остался у двери, чувствуя на себе взгляд охранника. Тот смотрел на него отстраненно, с задумчивой улыбкой, и словно смеялся в пышные усы. Все над ним смеялись. Школа плохая. В детском садике было лучше.

Он тяжело вздохнул и вышел из двери. Папа стоял у машины напротив калитки. Большой, широкоплечий, в камуфляжных штанах и теплой куртке. Махнул рукой, приветствуя, и Миша потопал ему навстречу, опустив голову.

С деревьев падали желтые листочки. Моросил дождик. Накинув капюшон, Миша зашагал быстрее, таща в правой руке сменку. Рюкзак с динозавриком бил по спине.

– Что стряслось, боец? – спросил папа.

Вместо ответа Миша поднял лицо. Глаз опух, отчего смотреть приходилось через щелочку. Было очень стыдно.

– Кто? – ледяным голосом произнес папа.

– Никто, – буркнул Миша, вывернулся из-под тяжелой руки и полез в машину. Сел в кресло, застегнулся. Посмотрел на улицу. Папа все еще стоял, глядя на школу. Затем он залез в карман, вытащил пачку сигарет, резким жестом выдернул одну и закурил. Выпустил клуб дыма, не сводя взора с желтого дома за забором.

Разозлился. Точно разозлился.

Миша вытащил из кармана скрепышей. Разноцветные фигурки его успокаивали. Разглядывая их, он ждал, когда папа докурит, и думал, что сказать.

Наконец открылась дверь. Папа сел на место водителя. Пахнуло сигаретным дымом, и Миша поморщился. Запах ему не нравился.

Ключ повернулся в замке зажигания. Машина завелась, пиликнула. Проснулось радио.

– Соколов? – спросил папа.

Миша шмыгнул носом. Кивнул.

– Ты ответил ему?

Миша кивнул еще раз, краснея от того, что обманывает.

– Хорошо. Лучше умереть, чем дать себя унизить, – сказал папа.

Машина тронулась с места.

Миша смотрел, как удаляется школа, как пролетают мимо пятиэтажки, проступающие сквозь осеннюю листву. Дома он попросит мультики. Папа включал ему иногда «Черного Плаща» и «Мишек Гамми», потому что считал современные мультики барахлом. «Они ничему не учат, ужимки да возгласы, а тут настоящие герои, характеры», – говорил он. Миша любил «Бубу», но ему не давали его смотреть. «Черный Плащ» тоже хороший, вот только «Буба» гораздо смешнее.

– А где мама?

– В городе, – сказал папа. Он был какой-то необычный. Холодный и собранный.

Машина выкатилась на трассу, понеслась мимо частного сектора. Их дом находился в двух деревнях от школы. Пятнадцать минут езды. Чаще всего Мишу забирала мама, но иногда у нее не получалось и тогда приезжал папа. Как сегодня. А значит, за мороженым они не поедут. Папа не любил магазины.

Но несмотря на это в душу возвращался покой. О неприятности с Гаврилой напоминал только заплывший глаз. Школа гадкое место. Хорошо, что занятия идут только четыре часа, их можно перетерпеть.

– Папа, мы проехали наш поворот! – сказал Миша, когда автомобиль двинулся дальше по трассе.

– Знаю.

– Почему?

– Надо поговорить с папой твоего Соколова.

– Не надо!

Страшно представить, что будет потом в школе. Гаврила от него совсем никогда не отстанет.

– Пожалуйста, папа, не надо.

– Я обязан показать тебе, как должен вести себя мужчина. Если в школе сделать ничего не могут – это сделаю я. Давно пора было. Нельзя терпеть такое.

– Папа!

– Тихо! – повысил голос отец.

Миша притих испуганно. Посмотрел на скрепышей, украдкой бросил взгляд на папу, потому что хотелось достать зажигалку. Тот держался за руль двумя руками, и пальцы его почему-то были белыми. Но взгляд отец почувствовал, посмотрел в зеркало заднего вида.

– Все будет хорошо.

Соколов жил с отцом на отшибе Серебрянки.