дня[134]. Когда в 1880-х годах в Белостоке началась рецессия, многие евреи, работавшие в системе лойнкетников, решили покинуть город и перебраться в места с большими экономическими возможностями[135].

Политика благотворительности: «Линес Хацедек» и вызов еврейских мигрантов традиционной системе общинного управления

Несмотря на желание, большинство евреев не могли просто покинуть Белосток и потому обращались в огромное множество новых еврейских благотворительных организаций, которые возникли именно для помощи бедным мигрантам, живущим вдали от привычных общинных механизмов. Поскольку царское правительство не поддерживало официальную политику социального обеспечения или систему общественной помощи, о бедняках Белостока, как и практически любого другого города империи, заботилась сеть учреждений, спонсируемых в первую очередь богатыми людьми, но также получавших умеренное финансирование со стороны государственных и муниципальных властей[136]. Недавно прибывшие еврейские мигранты сначала обращались за помощью к десяткам молитвенных домов – от небольших молитвенных учреждений (минъяним) до крупных синагог (шульн), разбросанных по всему городу. Ежедневно в городе проводилось около сотни ритуальных иудейских молебнов, так что даже те, кто только прибыл, без труда находили место для молитвы[137]. Но в отличие от небольших городов, где благотворительные предметы и еда раздавались нуждающимся после службы, значительное количество приезжих делало невозможным получение помощи всеми и сразу. Как вспоминает один мемуарист, после переезда в Белосток с отцом из маленького городка Мост его семья приходила на службы и разговаривала со служителем, «потому что у [них] не было договоренности о питании». Служитель неустанно хлопотал, чтобы «кто-то из посещающих синагогу пригласил» их, но его «старания были напрасны», так как вернувшихся с военной службы и других новоприбывших, «которым нужно было найти дома» было слишком много[138].

Помимо синагог, управление кахиллой (еврейской общиной) брало на себя оставшуюся часть ответственности за благотворительность и удовлетворение нужд бедных еврейских мигрантов. Даже после официального упразднения царем общины в 1844 году она по-прежнему пользовалась огромным влиянием в обществе как юридический орган и как регулятор религиозных и благотворительных дел[139]. К концу XIX века неспособность кахиллы выдержать давление экономических потребностей растущей массы еврейских мигрантов, которые были не просто бедными представителями рабочего класса, но и горожанами, быстро развивавшимися в новой культурной среде, скомпрометировала положение ее руководства, побудив более светски настроенных евреев, которые стремились бросить вызов традиционной структуре власти в еврейской общине, создавать конкурирующие организации. Новые благотворительные группы часто действовали вне сферы компетенции общины и нарушали ее монополию на власть, развязывая, как описывает это историк Бенджамин Натане, «борьбу за власть внутри российско-еврейского общества»[140].

Многие из новых еврейских благотворительных организаций в конце XIX века присоединились к российскому движению за реформу социального обеспечения[141]. Начиная с 1880-х годов царское правительство испытывало все большую озабоченность порядком внутри еврейских общин и их благополучием, пытаясь регулировать эти аспекты в рамках масштабных усилий по модернизации и реформированию элементов всей империи. Царские власти теперь рассматривали бесконтрольную деятельность традиционных еврейских благотворительных организаций как подозрительную и требовали их реорганизации для борьбы с «еврейской изоляцией» и олигархическим управлением в общинах[142]. Исходя из этих целей, российские власти поощряли еврейские общины централизовать свои общинные и социальные службы путем отмены традиционных еврейских союзов, хеврот (хевра, единственное число), заменив их современными добровольными обществами[143]. В результате еврейские благотворительные организации быстро разрастались: редактор «Хроники восхода» в 1899 году отмечал, что существовало множество «обществ помощи беднякам», они возникали «повсюду, в каждой общине», напрямую бросая вызов авторитету старых еврейских общин и богатых общинных лидеров, которые управляли делами прежде и, как утверждали многие, были известны своей коррумпированностью[144].

В Белостоке и других городах эти общества становились бастионами молодого, светского образованного поколения, которое обучалось в русских школах и хотело участвовать в еврейских организациях – людей, которые открыто идентифицировали себя с более широким российским обществом. Стремясь войти в него, аккультурировавшиеся евреи приходили к выводу, что благотворительность служит не только потребностям еврейской бедноты, но и их собственным запросам как новой еврейской элиты, заслуживающей большего признания. Эти евреи – юристы, врачи и промышленники – хотели бросить вызов традиционным лидерам, которые часто имели эксклюзивный доступ к фондам коробки (налога на кошерное мясо), основного источника власти в большинстве еврейских общин. Новые претенденты на власть надеялись, что их добровольные общества будут внедрять новые подходы по интеграции в окружающее широкое общество[145]. Благотворительные организации предоставляли лучший путь для достижения этих целей, поскольку такие учреждения могли легко поддержать идею о том, что истинное лицо иудаизма и евреев в целом состоит в том, чтобы заботиться обо всех, независимо от веры, и ясно продемонстрировать приверженность евреев развитию многонациональной Российской империи[146]. Одной из таких организаций по социальному обеспечению было общество взаимопомощи и медицинской помощи «Линес Хацедек» (букв. «Приютить праведников»), основанное в 1885 году. Построенная на «демократических» принципах, «Линес Хацедек» позволяла мужчинам всех социальных слоев и даже женщинам участвовать во внутренних выборах. Еще более необычно было то, что мандат этого общества предусматривал, что помощь сможет получить любой нуждающийся: и еврей, и нееврей. Изменив видение места еврейских организаций в многонациональном российском обществе, основатели «Линес Хацедек», состоящие из недавних мигрантов из других городов, быстро развивавшихся в XIX веке, открыто бросили вызов традиционным лидерам общин, которые придерживались строго эксклюзивного подхода к еврейской филантропии.

Мифы о создании «Линес Хацедек» рассказывают о том, как новая группа лидеров реагировала на неспособность общины удовлетворить насущные потребности растущей еврейской городской бедноты. Согласно одной истории, в 1885 году одинокого еврея-иммигранта прямо в его маленьком, убогом жилище покусали крысы. Не имея возможности самостоятельно дойти до переполненной еврейской больницы, основанной в 1830 году для обслуживания еврейской общины, этот бедолага умер один в своей комнате[147]. Его трагическая смерть побудила членов общины основать новую организацию для ухода за больными евреями-рабочими, потому что существовавшая для этой цели «Бикур Холим» (букв. «Посещать больных»), спонсируемая кахиллой, управлялась «деспотическим диктатором», который не заботился о бедных, больных и нуждающихся рабочих[148]. Менее ужасный вариант легенды объясняет основание «Линес Хацедек» смертью Мейера Шохета, санитара, жившего вдали от своей семьи, который заболел и умер из-за пренебрежения общины. На похоронах Шохета группа евреев, чьи семьи остались в других городах, приняла решения создать «Линес Хацедек», чтобы гарантировать, что ни один другой еврей со слабым здоровьем никогда не окажется в Белостоке в подобной ситуации[149]. Обе версии являются апокрифическими, но в целом они представляют дело так, как часто бывает в подобных