— Вы с ума сошли! Своей громилой чуть новую машину мне не побили!

Он молча улыбался.

— А сейчас будете мне «скорую» вызывать, меня едва инфаркт не хватил.

— Не буду вызывать, я врач.

Лина уже пришла в себя и осознала комизм ситуации:

— Я полагаю, геронтолог?

— Почему же?

— А зачем за старушкой погнались?

— Это вы-то старушка? Но на самом деле простите меня, ради Бога, за дурацкое поведение. Мне просто надо было разрядиться. Видите ли, я только что был в ресторане с бывшей женой и ее новым мужем.

Лина застыла:

— Вы шутите! Представьте себе, у меня в жизни, правда, много лет назад, тоже такое было.

— Надо же, а я думал, что уникален. И как это было?

Она подняла брови:

— Вам не кажется, что у нас разговор несколько странный?

— Сегодня день такой, наверное. Знаете, у меня вон в том доме встреча деловая через час, а что если я, дабы загладить свою вину, приглашу вас на чашку кофе под теми тентами. Если вы не торопитесь, окажите мне такую честь…

Лина уже успокоилась, ей стало смешно и страшно захотелось даже не кофе, а что-нибудь съесть. Но сдаваться сразу было бы неприлично:

— В моей молодости, это, конечно же, в прошлом веке было, в его середине, был такой поэт Роберт Рождественский, не слыхали?

— Вы что думаете, я только вчера с ветки слез?

— По вашему поведению похоже. И вообще, пока вы меня к бордюру не прижали, я о вашем существовании знать не знала. Но, короче, были у него такие строки:

Девчонка ждет любви, ей очень боязно.

А на девчонку смотрит старшина,

И у него есть целый час до поезда… —

Как мы этой недосказанностью тогда упивались. А вы, может, поэзию любите?

— Хороший вопрос. Кушать — да, а так — нет.

— Вот она, современная молодежь.

— Да ладно, подруливаем.

Не без труда они припарковываются у открытого кафе. Он знаками показывает Лине, куда поворачивать руль, и ворчит, что запретил бы женщинам водить машину. Они находят свободный столик.

— Кофе, мороженое?

Лина уже развеселилась не на шутку:

— Нет, у меня нервное расстройство — орторексия.

— Это что такое? Не смущайте и не пугайте доктора, пожалуйста.

— Сдвинутость на здоровом питании.

— М-м. Тогда вам подойдет салат из свежих огурцов, да?

— Отлично.

— А откуда вы такие слова знаете, не коллега?

— Не из сериала «Скорая помощь», но и не вполне коллега. Недоучка, средний медперсонал.

Принесли салат. Они поговорили о пробках, о машинах.

— На вашей громиле в Москве плохо ездить, то ли дело на моей малютке. Знаете, я видела у такой на заднем стекле приклеено: «Я тоже джип, только в детстве болел».

— Вы из области едете, с дачи, наверное.

— Почему? Я с кладбища, мамину могилу навещала, сегодня, между прочим, Троицкая родительская суббота.

— Ясно. А я вот отвозил столовое серебро, которое ее родители нам на свадьбу подарили, а она забыла взять при дележе.

Лина не выдержала:

— А брились-то почему?

— Стыдно, но скажу. Щетину трехдневную, модную, с отвращением соскребал. Противно стало — выпендриваюсь. Хотелось на нее впечатление произвести, мол, пожалеет, что ушла. В итоге сам в растрепанных чувствах. А бритва у холостяка в машине всегда быть должна, мало ли где придется ночевать, извините за пошлость.

Он посмотрел на часы. Подозвал официанта, попросил счет.

— Как время летит. Мне минут через десять пора.

Протянул Лине визитку:

— Весьма вероятно, я вам пригожусь.

Лина скосила глаза: «Врач-стоматолог высшей категории».

— Спасибо, а вот я вам вряд ли.

— Так вы не рассказали про встречу с бывшим мужем.

— Бог с ним. А вот про нашу странную встречу кому рассказать — не поверит.

Он улыбнулся:

— Я вам на прощание скажу, может быть, никогда не увидимся. Вы очень красивая, а про себя этого не знаете.

— Спасибо, но раз так, я последние две минуты потрачу на семейную историю. У меня была любимая тетя. И у нее была маленькая собачка. И вот однажды собралась она с ней гулять. Посмотрела на себя в прихожей в зеркало и очень себе понравилась, знаете, у женщин иногда так бывает. И подумав: «А я еще вполне ничего себе», она гордо отправилась с собачкой не во двор, как всегда, а пройтись по улице. Идет, несет себя торжественно… И тут рядом с ней тормозит машина, и молодой человек из окна к ней вежливо так обращается: «Простите, — говорит, — бабуля, не подскажете, как найти магазин электротовары?» Показав дорогу, она уныло поплелась догуливать во двор. Так что спасибо на добром слове, но обольщаться не стоит.

Он встал. Лина протянула руку. Он ее поцеловал.

Большой черный джип потерялся в потоке машин. Солнце ушло за тучку, и стало не так знойно. Лина достала пудреницу и посмотрелась в зеркальце: один глаз был накрашен сильнее другого. «Ничего, бабуля, еще поживем», — сказала она себе и вздохнула, потому что очень уж была непохожа на девочку, которой впору были Золушкины туфельки и которая звалась модным именем Сталина.

Первые капли настигли ее уже у самой машины. Через минуту обрушился ливень. Лина влетела в тоннель у «Сокола», разбрызгивая воду, а вынырнула вверх на сухой асфальт.

Где-то над ее головой пролегла так и не увиденная граница дождя.

Таинственной невстречи

Пустынны торжества…

Анна Ахматова

Кому не знакома эта зимняя обманка: просыпаешься — за окном темно, и нет никакого тайного знака, чтобы понять — глубокая ночь, раннее утро или вот-вот грянет не подлежащий обжалованию резкий, гадкий, ненавистный звон будильника. Несложно, конечно, посмотреть на часы, благо стрелки светятся мертвенной фосфорной зеленью, но сознательно оттягиваешь этот момент — вдруг можно опять зарыться поглубже в нагретое за ночь одеяло.

Когда Маша была маленькая, подарки всегда ждали ее на заранее приготовленном стуле у постели. Мама ночью тихо прокрадывалась в комнату, и сколько Маша ни пыталась, так ей ни разу не удалось подстеречь этот момент — предательский сон приходил раньше мамы. Традиция сохранялась до самой маминой смерти, только стул ставился сразу после ужина, а подарки появлялись, стоило отлучиться к телефону или в ванную. У мамы был комплекс вины: надо же ухитриться родить дочку восьмого марта! Во-первых, на один праздник в году меньше, во-вторых, неиссякаемый повод для несмешных острот. Хотя на самом деле жертвой была она сама. Потому что родила Машу не просто в женский праздник, а восьмого марта пятьдесят третьего года, накануне похорон вождя и учителя, если кто забыл.