— А по имени-отчеству?

— Ну, Пётр Е-ермолаевич, если хотите знать. Но это к делу не-не относится.

— Пётр Ермолаевич, у вас дети есть?

Домуправ насупился:

— Это тоже, знаете, к делу не-не относится.

— Относится, Пётр Ермолаевич, очень даже относится. Потому что у неё, как вы точно сказали, у крохи в её пять с хвостиком, кроме меня — никого. Отец погиб осенью сорок первого, под Лугой. Мать убило весной сорок второго — могу показать, где именно. А дедушка был начальником лазарета — рядом, на Съездовской, там вам подтвердят. Так он в сорок третьем умер…

— Это что ж, — выдавил из себя ошеломлённый управдом, — Ви-иктора Николаича внучка, стало быть? А вы, стало быть, та медсестричка и есть? Я ж в этом, в нашем лазарете, се-сестрёнка, — больше года… И историю эту вашу знаю — от и до! Во, дела-то! Это ж, ведь, надо… — причитал он, уже старательно выводя каракули в домовой книге.

Со смешанным чувством переступила Катя порог своего блокадного жилья. Квартира оказалась не только незанятой, но и абсолютно пустой: ни вещей, ни мебели, ни печки-буржуйки, от которой остался лишь кусок ржавой трубы, торчащий из форточки. Даже пол был выломан (очевидно, на дрова).

— Я ж предупреждал. Может, всё ж, по-посмотрите другие квартиры? — в который раз и уже без особой надежды спросил управдом, занося баул с вещами и ставя его рядом с двумя чемоданами. Он снял ушанку, отёр ею вспотевшее лицо и, подмигнув детям, взглянул на Катю.

— Да, чего уж! От добра добра…

— Ну, ска-скажем, пол сделаем… на этих днях, — сдался тот, оглядываясь вокруг. — Стекло вставлю за-завтра. Керогаз дам. Кровати «при-придумаем»…

— Спасибо вам за всё, Пётр Ермолаевич!

— Чего там! Живите…

И они стали жить, как сотни тысяч других людей — трудно и радостно, светло и горько…

Время шло. Мальчишки так и росли без авторитетного отцовского слова: ссорились и мирились, гоняли в футбол и набивали карманы «ушками», лазили по чердакам и играли в «пекаря». И если главным дворовым футболистом (а затем и боксёром) стал Ванёк, прозванный Спартаком, то в «пекаре» вне конкуренции был неизменный «генерал» Вовка. Они вообще были очень непохожими — и в школе, и дома. Иван, не пропускавший ни одного футбольного матча, два года копивший деньги на боксёрские перчатки, немного свысока поглядывал на «романтика» Володю, рано пристрастившегося к чтению и не вылезавшего из библиотек. Правда, подобные жизненные воззрения не мешали Ивану периодически прибегать к помощи брата по части написания домашних сочинений.

Первые послевоенные годы Катя ещё ждала и надеялась. Она видела, каким взглядом провожают мальчишки каждого встреченного на улице мужчину, какими глазами смотрят на ордена и медали, звонко сияющие на кителях и гимнастёрках, особенно, в День Победы, и посылала письма в архивы, обращалась на радио. Тщетно. И надо же: когда стало ясно, что рассчитывать больше не на что, в самый канун нового, пятьдесят третьего года, пришёл-таки долгожданный ответ из Москвы, из архива Министерства обороны, в котором сообщалось о гибели Фёдора и Алексея. Только само по себе это уже мало что могло изменить в жизни их семьи.

Катерина, работавшая медсестрой в районной поликлинике, чтобы хоть как-то свести концы с концами, подрабатывала и на станции скорой помощи. Так что бывали дни, когда они с детьми не виделись сутками, а в доме за старшую оставалась Лиза. И если парни иногда могли огорчить мать невниманием или ленью, то неизменно тихая, спокойная и не по-детски рассудительная Лиза всегда дарила радость и согревала душу. Она была всего на три месяца старше Вани, однако, и он, и Володя признавали её авторитет безоговорочно. Они могли возражать и до хрипоты убеждать мать отпустить кого-то в кино или на каток, а потом, не добившись своего, два дня дуться, прыгая по комнате взъерошенными воробьями. Но «нет», тихо сказанное Лизой, неизменно принималось обоими, как аксиома — молча, без возражений и обид.

Никто никогда не слышал, чтобы Лиза повысила голос. Наверное, поэтому так страшно прозвучал её крик в тот, единственный раз…

До тренировки оставалось почти два часа, и Ваня заскочил после школы домой что-нибудь перехватить. Открыв дверь, он увидел одетую Лизу. Она ждала Вовку, который, сидя на корточках, завязывал шнурки.

— Мы — в магазин, — сказала Лиза. — Еда на столе. Если помоешь за собой тарелку, я поверю, что ты не окончательно потерян для общества.

— Твоего? — поинтересовался он, разуваясь.

— Советского!

Однако, поесть тогда ему не удалось. Он лишь успел помыть руки и выходил из ванной, когда раздался этот крик: «Ва-ня-а-а-а!»

Лиза!!! Как был, босиком, ринулся он на улицу…

Вовка, с разбитым носом и окровавленным лицом, лежал на земле. А к Лизе, со своей всегдашней финкой в руке, подступал гроза улицы Репина и прилегающих окрестностей «Кощей», Колька Кощеев:

— Заткнись, дура, пока не порезал…

В следующее мгновенье подскочивший Иван левой рукой схватил его за запястье, а правой с оттяжкой нанёс нокаутирующий удар в челюсть. Выронив «перо», Кощей рухнул к его ногам.

— Ты в порядке? — переступив через поверженного врага, подошёл он к Лизе и, впервые взяв за руку, заглянул ей в глаза.

Поднявшийся на ноги Вовка пару раз хлопнул в ладоши:

— Трогательно… Браво! — и выплюнул кровавый сгусток.

Лиза бросилась было к нему, но он остановил её взглядом, отрицательно покачал головой и, нагнувшись, подобрал кощеевский нож. Затем, пнув Кощея ногой (тот приоткрыл глаза и что-то буркнул), обернулся к брату:

— Что с «телом» делать будем?

— А что он хотел от вас?

— Точно я не успел выяснить. Но заняться боксом он меня уговорил. Мы ещё успеваем на твою тренировку?

— С таким носом тебя не пустят туда даже в качестве зрителя!

Усмехнувшись, Вовка взял протянутый Лизой платок, осторожно приложил его к носу, отёр лицо и, посмотрев на бурые пятна, медленно перевёл глаза на Кащея…

— Ваня, ты старше его на сколько? На полгода? А сколько лет ты — в секции? Почти пять! Так неужели тебе нужно объяснять, что не в четырнадцать лет начинают заниматься боксом? — негодовал тренер.

— Но он в отличной форме: второй разряд по бегу, а на коньках мне и вовсе за ним не угнаться. Я обещаю…

— Встань на ролики! Иван, ты говоришь ерунду! Обещает он!..

Однако, Иван знал, что говорит.

Уже через два с небольшим года, занимаясь в другом клубе и у другого тренера, Володя успешно выступил на юношеском чемпионате Российской Федерации. Ваня в этом чемпионате не участвовал (оканчивал школу и сдавал экзамены в Юридический институт), но был искренно рад успеху брата.

— Этак ты и меня бы побил, — сказал он, встретив Вовку на вокзале по возвращении, и крепко, по-мужски пожал ему руку.