Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вдруг свет стал гаснуть, видение втянулось в какую-то точку впереди, и Филипп вернулся в полумрак душевой. Он перекрыл воду, вышел из кабинки и начал вытираться. Он смотрел в зеркало перед собой, глаза в глаза с тем, кого видел всю свою жизнь. Казалось, будто они сейчас знакомились друг с другом.
Выйдя из ванной, Филипп подошел к столу. Все оставалось лежать на своих местах. В комнате было тихо, но эту тишину нужно было нарушить.
«Бумага, книга, или компьютер? — думал он. — Что я должен делать сейчас?»
Он мог открыть ту страницу, что родилась у него вчера чудесным образом после встречи с незнакомой ему тогда Агнессой, в надежде продолжить писать то, что у него наконец-таки начало получаться. Но сейчас Филипп не помнил, что именно он там вчера написал.
Он мог открыть книгу — одну из тех многих непрочитанных книг, или же уже много раз перечитанных. Первая бы погрузила его в невиданные доселе истории, что поспособствовало бы дальнейшему развитию его внутреннего мира, а последняя могла бы еще раз показать ему те полюбившиеся сцены и озвучить тех дорогих сердцу героев, которые бы гарантировано приподняли его творческий дух сейчас, когда ему предстояло самому создавать что-то новое. Но в данную секунду увлекший его процесс создания чего-то нового не нуждался в этом.
Филипп сел за стол, достал из ящика несколько листов бумаги и ручку с черными чернилами, глубоко вздохнул и принялся смотреть на белый лист. Сосредоточившись, Филипп начал водить ручкой по белизне бумаги, следуя своему взгляду. Через пару минут на бумаге была начерчена какая-то схема, на которой он следом стал рисовать кружки, прямоугольники и новые линии, делая некоторые из них пунктирными. Имея на руках готовый черновик, он взял лист бумаги в руки, изучил его и отложил в сторону. На втором листе он запечатлел ту же графику, но уже с некоторыми уточнениями и дополнениями. Потом он еще раз повторил эту процедуру, после чего открыл пакетик с орешками и быстрым движением запустил маленькую горстку себе в рот. Слушая шум дробящихся орешков, он смотрел на то, что появилось на свет в течение нескольких минут, и как бы сам знакомился с тем, чему предложил быть. Расправившись с первой горсткой, он принялся за вторую, после чего сразу поспешил к книжной полке, с которой снял и перенес на стол толстенный том с тисненным профилем на отделанной кожей обложке и мерцающими потухшим золотом буквами под ним, гласящими: «ШЕКСПИР».
Быстро найдя и перечитав искомое, Филипп начал делать какие-то заметки на нарисованных им схемах, время от времени сверяясь с книгой. Затем он отложил ее в сторону и начал рисовать другую схему. Он вскрыл пакет с крекерами. Хрустя ими, он вынул из ящика толстую тетрадь, в которой лишь на нескольких первых страницах были сделаны какие-то записи. Бегло пройдясь по ним и, может быть, вспомнив историю их происхождения (или же, наоборот, не имея представления о том, откуда они могли взяться и что могли означать), Филипп вырвал эти страницы и начал что-то писать в тетради. К написанному он добавил ранее созданные схемы, сопроводил их комментариями, снова и снова сверяясь с книгой.
В двенадцатом часу Филипп закрыл тетрадь, отодвинул ее от себя, привычно вытянулся в кресле, скрестил ноги и сцепил на животе пальцы рук.
«Хорошо!» — лишь подумал он, потому как сказать это вслух ему мешали орешки, о которых он только сейчас вспомнил и большую горсть которых с наслаждением пережевывал.
Глава 8. Услуга за услугу
Во вторник утром Филипп проснулся от яркого солнечного света, залившего его комнату. Совсем недолго понежившись в постели, он вылез из-под одеяла и подошел к окну. Вместе с ним к окну подошли его Нерешительность, Сомнения и Тревоги. Пока Филипп спал, они, изрядно потрепанные за прошедшие два дня, также пришли в себя, набрались сил, и теперь вместе с ним смотрели в окно. Им было не по себе находиться тут, откуда было видно поле вчерашнего боя. Они делали все возможное, дабы оттащить его вглубь комнаты, направить куда-нибудь на кухню, а если удастся — обратно под одеяло. На помощь уже подоспели Воспоминания, Суетные Мысли, за которыми неотступно следовали Лень, Неверие и, наконец, Спокойствие. Еще немного, еще чуть-чуть…
Ручка окна, установленная каким-то слесарем-недоучкой против общепринятых правил, все эти годы нелепо торчала вверх и немного влево. Внимание Филиппа привлекла изоляционная лента, несколькими слоями которой она была обмотана. Интересно, что он никогда не замечал ее, и никогда ему в голову не приходило сделать того, что ему в эту минуту нашептывал Маленький Риск, откуда ни возьмись выглянувший из-за занавески и сейчас, улыбаясь и подмигивая, подталкивающий свободную от активных действий Нерешительности и Ко руку. Слои изоляции создавали невзрачную фактуру, но в этот момент настолько манившую к себе, что Филипп погладил ее кончиками пальцев, тем самым заставив собравшихся позади него давних спутников и новых гостей замереть в испуге. «Нет! Только не это! Нельзя! Очень опасно!» — шептались они между собой. Шепот быстро перерос в панический крик, которым они отчаянно пытались отвлечь свою жертву, но его перерезал звонкий смех Маленького Риска, видевшего как Филипп, нащупав скрытый от глаз конец ленты, начал ногтем отдирать его. Через несколько секунд изоляция начала быстро худеть, и когда уже удалялся последний ее слой, из-под него показалась чернь металла.
Ничего особенного. Ничего удивительного. Просто черная холодная металлическая оконная ручка, нелепо установленная каким-то слесарем-недоучкой много лет назад вопреки всем правилам установки и эстетики, и может быть даже им же и обмотанная многочисленными слоями изоляционной ленты. Она торчала словно крюк, опять же нелепый в силу своей неприспособленности под функции, обычно наделяемые настоящим крюкам.
«Нет, не крюк. Скорее это жало», — выдал свою версию Маленький Риск. Ну, еще бы! Все обычное и привычное в этом мире порождает в его маленькой голове дерзкие мысли, толкает на авантюрные предприятия и безумные поступки, или хотя бы создает желание