– Нет. – Он покачал головой. – Может, мне бы и стоило бояться, но у меня такое ощущение… будто я сейчас вижу тебя настоящую. В первый раз разглядел, кто ты на самом деле. И ты красивая. Еще красивее, чем раньше, если такое вообще возможно.

– Когда вампир впервые берет кровь, он отмечает этого человека как своего фамильяра. Ты будешь… моим, – объяснила она.

О господи, как же она его хотела! Она чувствовала, как пахнет его кровь сквозь кожу, могла уже сейчас с уверенностью сказать, что та восхитительна и полна жизни – его уникальной, полной силы жизни. Она хотела, чтобы он был частью ее, хотела быть внутри его и быть им. Хотела его немедленно.

– Ножки, ты никак предлагаешь мне дружить? – пошутил Бен.

– Это куда серьезнее, – мягко произнесла Аллегра. – Ты будешь моим всю свою жизнь. Ты никогда не полюбишь другую.

Зачем она раскрывает перед ним тайны священного целования? Кусай его, и вся недолга. И все-таки Аллегра хотела… хотела дать ему шанс. Шанс выбрать собственную судьбу.

– Это не больно, – добавила она.

– Но я этого хочу, можно сказать, – возразил Бен, пристально взглянув на нее. – Сделай мне больно, пожалуйста.

– Бен, это не шутка. Ты действительно хочешь, чтобы я…

Юноша кивнул. Он сделал выбор.

– Я готов. Что бы это ни значило. Если благодаря этому я буду с тобой всегда.

Аллегра поцеловала его в шею. Она помедлила мгновение и, поддразнивая, чуть пронзила кожу. Возбуждение нарастало, и, почувствовав должный момент, Аллегра вонзила клыки на полную глубину. Юноша под ней напрягся и привлек ее ближе, обвив руками талию. Их тела сплелись.

Она пила его кровь.

Это было чудесно, даже чудеснее, чем она воображала. Это было восхитительно. Она видела каждое его воспоминание, узнала все его тайны – не то чтобы их у него было много, правду сказать, – он был для нее как раскрытая книга… наполненная светом и любовью.

А потом произошло нечто ужасное.

Все стало плохо. Кровь… что это в его крови? Боже милостивый, что это?! Яд? Неужели он уже отмечен другим вампиром?! Не может быть! Она не видела никаких знаков, ничего, что указывало бы на…

Нет. Это не яд.

Это видение из глома.

Она увидела…

Она держала на руках новорожденную девочку. Это была ее дочь… Она на миг уловила ее имя. Шайлер? Где она уже слышала это имя прежде? Ее переполняла радость, свет и счастье… она еще никогда в жизни не бывала настолько счастлива, никогда не чувствовала себя настолько живой. А рядом с ней… Она подняла голову и увидела Бена. Он держал ее за руку и улыбался, а потом…

Потом возникло второе видение… отстоящее от первого на несколько лет.

Она лежит на больничной кровати. Она в коме – так говорит врач. Надежды на выздоровление нет. Рядом с ней плачет Чарли. В его черных волосах виднеется седина. Надежды на восстановление нет? Но почему? Что произошло? И где Бен?

Почему она лежит на больничной кровати? Что с ней произошло? Она умерла? Но вампиры не умирают. Так что же тогда случилось? И откуда эта ужасная боль на лице ее брата? Она никогда не видела его таким.

И где ее дочь? Где ее прекрасная черноволосая малышка? Ребенок с темными волосами Чарльза и голубыми глазами Бена. Где ее красавица дочь? Где ее муж?

Что это было?

Что она узрела?

Будущее?

Аллегру швырнуло обратно, назад в мужское общежитие, где она оседлала своего первого фамильяра.

– Еще… еще… – Бендикс взглянул на нее. Глаза его были подернуты поволокой. Он уже ощутил усыпляющее воздействие церемонии Оскулор. – Почему ты остановилась? – прошептал он. А потом уснул.

Аллегра быстро собрала вещи и натянула одежду. Что она видела? Что только что произошло? Она твердо знала лишь одно: надо убраться отсюда как можно быстрее.

Две недели Аллегра не вставала с постели и не принимала гостей. Она отказывалась есть, она отказывалась ходить на занятия и встречала в штыки все просьбы – учителей, куратора, соседки по комнате, товарищей по команде. Чемпионат по хоккею на траве прошел без участия Аллегры (Эндикотт проиграл со счетом 4:2). Она не желала никого видеть. Особенно Бена, который присылал ей розы дюжинами и оставлял на автоответчике бесчисленные сообщения. А Аллегра часами напролет лежала, съежившись под своим стеганым одеялом с цветочным узором, одинокая, преисполненная отчаяния. Она понятия не имела, что с ней стряслось, но чувствовала, что у нее нет сил взглянуть в лицо своей жизни. Не было сил взглянуть в лицо Бену. Она не хотела думать ни о чем. Она просто хотела спать. Или лежать в темноте.

В конце концов она разрешила одному посетителю войти.

Чарльз уселся на матерчатый складной стул и осторожно взглянул на сестру. Он долгое время молчал, глядя на ее спутанные волосы, темные круги под глазами, голубоватый цвет губ, говоривший, что ее организм обезвожен. Голубая кровь, сангре азул, поддерживала жизнь в Аллегре, но с трудом.

– Это ты сделал! – хрипло бросила Аллегра. – Ты во всем виноват!

Только такое объяснение она находила. Один лишь Чарльз обладал достаточной силой, чтобы сделать это. У произошедшего должна быть какая-то причина. Это мог быть лишь Чарльз.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь, – произнес Чарльз, подавшись вперед. – Аллегра. Посмотри на себя. Что случилось?

– Ты отравил его кровь! – тоном обвинителя произнесла Аллегра.

– Я ничего такого не делал. А если бы его кровь была отмечена, ты бы сейчас находилась в больнице, а не здесь.

Он встал и раздернул шторы, впуская свет в комнату. Аллегра прикрыла глаза от этой внезапной яркости.

– Так что произошло? Ты взяла этого человека в фамильяры?

Чарльз сжал кулаки, и Аллегра увидела, каких усилий ему стоило произнести эти слова.

– Поклянись, что ты не имел к этому отношения, – потребовала Аллегра. – Дай мне слово.

Чарльз покачал головой. Никогда еще она не видела его таким печальным.

– Я никогда не причинил бы вреда никому, о ком ты заботишься, и никогда не встал бы на пути у твоего… счастья. Мне только хотелось, чтобы ты была обо мне лучшего мнения.

Аллегра закрыла глаза и содрогнулась. Он говорил правду. А если Чарльз говорит правду, значит, ей придется взглянуть в лицо истине. Признать, что ее видение было предостережением.

– Что ты видела, Аллегра?

Аллегра отвернулась от Чарльза к стене. Она не могла ему сказать. Не должна была. Это было слишком ужасно.

– Что так напугало тебя? – ласково спросил он.

Чарльз опустился на колени рядом с ее кроватью и сложил руки в жесте мольбы.