Его сносило вправо, прямо на большие валуны, о которые с яростью ударялись волны. Однако шанс выбраться на берег был.

В очередной раз высоко поднятый гребнем многобалльной волны Адам заметил под собой чью-то голову в белой купальной шапочке, в следующую секунду голова оказалась высоко над ним.

Очутившись наконец на твердой земле и немного придя в себя, он поискал глазами Белую Шапочку.

Ее нигде не было. Тогда он влез на ближайший камень и огляделся по сторонам.

Белая Шапочка сидела слева от него за валуном и тоже кого-то искала глазами.

И тут на землю обрушился ливень. Адам крикнул что-то между «скорей» и «эй» и стал карабкаться наверх. Неподалеку, он знал, был вход в пещеру.

Через полминуты Белая Шапочка уже стояла рядом. Это была длинноногая девушка в пестром черно-белом купальнике. Она дружелюбно улыбалась ему.

«Похоже, она совсем не испугалась, — подумал он. — Я и то в какой-то момент струхнул».

Почему «и то» — Адам сам не знал. Очевидно, потому, что давно привык считать себя мужчиной. То есть существом, во всех смыслах превосходящим женщин.

— Я думала: вот и конец пришел, — все так же улыбаясь, сказала девушка. — Но, видно, кто-то там, под землей или на небе, не захотел, чтобы я утонула.

Он вдруг понял, что тоже улыбается девушке. Тут в пещеру ворвался порыв холодного ветра.

— Пошли вглубь, — предложил Адам и протянул девушке руку. — Я знаю эту пещеру. В глубине теплей и суше.

Там на самом деле оказалось тепло, но почти совсем темно. Снаружи по-первобытному дико завывал ветер и ревело взбаламученное им море. Они сидели рядышком на собранных кем-то сухих водорослях и, как впоследствии признались друг другу, испытывали состояние, которое можно очень приблизительно выразить как тихое блаженство.

Девушка рассказала, что приехала в Крым с мужем и пятнадцатилетней дочерью.

— Сколько же лет вам? — недоверчиво спросил он.

— Будет тридцать шесть, — просто ответила она. — Летом я всегда хорошо выгляжу. Несмотря на загар, который, говорят, старит.

Адам стал рассказывать ей о себе, но очень скоро понял — рассказывать-то нечего. Она наконец сняла свою белую шапочку, и его обдало ароматом свежести, исходившим от ее волос.

Буря продолжала бушевать.

— Похоже, нам придется заночевать здесь, — сказал он, предвкушая подсознательно ночь вдвоем с этой женщиной на шуршащей, пахнущей морем охапке водорослей. — Меня могут не хватиться, даже наверняка не хватятся — я пользуюсь полной свободой. А вас?

— Меня наверняка хватятся. Если уже не похоронили. Обычно мы с мужем заплываем по очереди — не хотим оставлять без присмотра Асю.

Адам вдруг подумал о том, что по возрасту ближе к Асе, чем к ее матери, однако, окажись сейчас на ее месте дочь, он бы не знал, как себя вести. Вернее, знал бы, но не испытал ничего нового. У этих девчонок-подростков в возрасте так называемого полового созревания ощущения обострены до предела, плоть в своем развитии опережает разум, а иногда просто заменяет его, желание возводится в абсолют. Они непоколебимо верят: то, что они испытывают, происходит в первый и в последний раз в мире. Поди их в этом разубеди.

— Но ведь мы не виноваты, правда? — спросила она.

— Отсюда можно выбраться только по воздуху, но погода нынче не летная, — сказал он и покраснел, болезненно ощутив плоскость своей шутки, в любой другой компании наверняка бы прозвучавшей остроумно.

Она рассмеялась.

— Ночь в пещере с таинственным, посланным самой судьбой незнакомцем, которого она, быть может, ждала всю свою жизнь… — Она произнесла это игривым, но вовсе не насмешливым тоном. — А вы знаете, тут, я хочу сказать, в поселке, кто-то дивно играет на рояле.

Он затаил дыхание.

— И все мое любимое. Вы любите музыку?

— Наверное.

— А я ее очень люблю. Я уже нафантазировала себе про горящие свечи, страстный одухотворенный профиль, тонкие сильные пальцы. А главное про то, что человек, который так играет, в состоянии понять каждый порыв души, взгляд, вздох… Черт, слова так банальны! Даже пошлы.

Она замолчала. Ему показалось, она уплывает от него на облаке. Он видел в полутьме ее сильные, сложенные по-турецки ноги.

— Не хватало мне еще в моем возрасте безрассудно влюбиться. Но я сумела убедить себя, что на рояле играет старый горбун, компенсирующий музыкой то, чего ему недодала жизнь.

— И вам стало легче?

— Первое время — да. А когда я поверила в это окончательно, стало невыносимо. Из-за того, что не бывает красоты в чистом виде. Что она непременно должна уравновешиваться чем-то безобразным. Потом я увидела, как из того дома выходила симпатичная нафталиновая старушка. Это меня успокоило.

— Почему вы уверены, что играла именно она?

— Я так хочу. А вдруг за роялем сидит кто-то такой же прекрасный, как музыка, которую он играет? Я ведь с ума сойду. И его сведу своей любовью.

Ее тон вполне можно было бы принять за ироничный. Но он понимал, что смеется она не над тем, что говорит, а потому, что могут посмеяться над ее словами.

Ему вдруг захотелось сделать с этой женщиной то, что он делал со всеми нравившимися ему девушками: коснуться обеими ладонями ее сосков, медленно соскользнуть ниже, еще ниже — до той самой точки, от соприкосновения с которой начинается блаженство… Он так бы и поступил, будь перед ним его сверстница, которая, как он знал, сама хотела бы того же. Но он не знал желаний этой тридцатипятилетней женщины, с которой так неожиданно оказался наедине.

Тут Адаму пришло в голову, что стихия разыгралась только ради того, чтоб они сошлись вместе. Что она лишь сила, которой велено исполнить волю Бога или Судьбы. Что они оба всего лишь пешки в чьих-то властных руках.

— А знаете, почему разыгралась буря?

Он с нетерпением ждал ее ответа.

— Кто-то рассердился на нас с вами за то, что мы до сих пор незнакомы. — Она рассмеялась чувственным смехом. — Меня зовут…

— Тебя зовут Ева, — неожиданно вырвалось у него.

— А тебя я буду называть Адамом.

— Не хватает костра и шкуры мамонта. Правда, еще рановато — Бог не успел отделить тьму от света, — тихо сказала Ева.

Тьма в пещере и в самом деле теперь была космическая. Дождь, похоже, прекратился, но ветер бушевал с утроенной силой. Море уже грохотало у самого входа в пещеру.

— К нам теперь можно попасть только из-под земли, — заметил Адам. — Раньше утра нам не выбраться. Но мы в полной безопасности — эту пещеру сможет затопить разве что всемирный потоп.

Как бы в ответ на его слова у входа с оглушительным грохотом разбился многотонный вал. Сперва до них долетели мелкие брызги, потом ступни ощутили холодное прикосновение воды.