– Меня в отравлении короля? Да нет, что ты! Но, во-первых, я не единственная ведьма на этом свете. А во-вторых, когда станет известно, что король серьезно болен – а мне сдается, что так запросто Бэррий его все же не вылечит, – то народу потребуются объяснения: кто, каким образом, зачем и когда умудрился отравить его любимое величество.

– А если преступника к тому времени не найдут?

– Вот тогда и начнется главное веселье. Разлетятся по всему королевству шпионы, помчатся вестники с секретными донесениями, заскрипят пыточные дыбы, полетят головы… Советники оговорят и засудят любого, лишь бы можно было заверить простой люд, что преступник найден и примерно наказан. Да еще желательно устроить образцово-показательную казнь с максимальным скоплением народа. Вот тогда это будет чистая политическая игра.

– Но тогда у истинного виновника появится тысяча возможностей сбежать, пока советники тут будут цирк для народа устраивать! – возмутилась Лерга.

Корень зла, по ее мнению, следовало выкорчевывать сразу и до конца, пока он, отлежавшись в земле, не решил выпустить несколько побегов в другом месте. Судьба подставных жертв советничьего произвола ее интересовала мало. От политики сложно ожидать сентиментальности. Большая игра – большие ставки.

В глазах Ристании промелькнуло разочарование, в голосе зазвенела несвойственная ей прежде сталь:

– Не только, Лерга. Видишь ли, на свете есть один негласный, но непреложный для всех живущих закон: невинный не должен страдать.

Дисцития еще не успела отвести взгляд от непривычно серьезного лица Ристании, когда внимание обеих привлекли задорные крики:

– Сюда, сюда! Лирьенна, вставай поскорей! Бежим же!

Из-за поворота на засыпанную листьями дорожку выскочили три яркие фигуры и, подбадривая друг друга криками, наперегонки помчались по аллее. Тонкая улыбка тронула губы Ристании.

– Ой! – испуганно вскрикнуло одно пестрое чудо, наткнувшись на Лергу и изумленно отпрянув. Вообще-то дисцития в черном плаще довольно заметно выделялась на золотисто-багряном фоне деревьев, но для этих шаловливых бесенят не существовало ничего, что по яркости не спорило с солнцем, а по непоседливости – с влажным весенним ветром.

– Огня и Воды[5]вам, ваше высочество, – склонилась в церемониальном реверансе Ристания, невесомо поднявшись со скамьи.

– Приветствую вас, домна, – так же важно ответствовала малолетняя принцесса, достойным кивком принимая реверанс. Но за чертовски серьезным выражением лица легко угадывался с трудом загнанный внутрь смех. – Вас давно не было видно при дворе.

Обида. Каприз заскучавшего без любимой игрушки ребенка. Но чтобы иметь право на обиду, надо хоть как-то быть связанным с человеком, которому предъявляешь претензии.

– Я была немного занята, ваше высочество, – безукоризненно вежливо отозвалась Ристания.

– Спасением мира? – В отличие от истеричного братца принцессе было не чуждо ехидство, подкрепленное лукавым блеском умных синих глаз.

– Почти. – Уклончивая улыбка.

– И это могло заставить вас забыть обо мне?! – разочарованно воскликнула девушка.

– Ах, ваше высочество, нынче спасать миры дьявольски тяжело! – притворно вздохнула Ристания.

– Что?! – возмущенно взвилось над аллеей. Из-за поворота наконец выплыло то, чего давно ожидали то и дело с беспокойством оглядывающиеся назад придворные дамы принцессы. Хотя какие там дамы?.. Девчонкам еще только-только сравнялось по пятнадцать или шестнадцать лет, принцесса старше их на полгода, но это мало что меняло. Во всяком случае, принцессиной гувернантки все трое боялись одинаково сильно.

Грузная величественная дама, чуть прихрамывая, возмущенно подошла к Ристании:

– Как вы смеете?! Кто вы такая, что позволяете себе чертыхаться в присутствии ее высочества?!

– Чародейка Орлиного гнезда, – невозмутимо ответила женщина, слегка кланяясь. На дурацкие вопросы следует давать соответствующие дурацкие ответы. – И Ристания Туманных Приделов.

– Я вынуждена поставить в известность его величество! – не слушая ответа, продолжала гнуть свою линию гувернантка, которая, судя по всему, не слышала даже предвкушающего хихиканья принцессы и ее дам. – Вы будете наказаны за оскорбление королевской семьи!

Ристания покорно склонилась в реверансе, пряча улыбку. У Лерги возникло неотступное ощущение, что, захоти та, выругалась бы как сапожник и при самом короле. И пусть покажут ей того самоубийцу, что попробует ее за это наказать!

– Как, вы сказали, вас зовут? – Гувернантка впилась в лицо чародейки осуждающим взглядом. – Мне нужно имя для доклада королю!

– Я понимаю ваши трудности, память с годами слабеет, – терпеливо отозвалась женщина. – Я сказала, что я – Ристания Туманных Приделов.

Лицо гувернантки на миг окаменело, а потом изобразило поочередную смену недоверия, удивления и священного ужаса.

– Но вы… Но я… – дышала она уже через раз, стремительно бледнея на глазах.

– Да вы присядьте, – торопливо усадила женщину Ристания, одновременно ослабляя тугие тесемки ее корсета. – Вот так, все хорошо. Вдох-выдох…

Судя по смертельной бледности лица гувернантки, в себя она должна была прийти еще не скоро. Чем и не преминули воспользоваться три вверенных ее заботам бесенка, прежде благодарно взглянув на невольно услужившую им Ристанию. Хотя невольно ли?..

– А как тебя зовут? – с любопытством дернула дисцитию за рукав принцесса.

– Лерга, ваше высочество, – торопливо склонилась та в поклоне.

– Хорошо звучит, – благосклонно кивнула принцесса. – А это – Мирьита и Лирьенна. Идем с нами, Лерга!

– Но… я не могу, наверное…

– Почему? – искренне удивилась принцесса.

Лерга, растерявшись, вопросительно посмотрела на Ристанию, но та лишь едва заметно пожала плечами: мол, поступай как знаешь.

– Ну… хорошо, – наконец решилась Лерга. – Только ненадолго.

– Конечно ненадолго! – заверила Мирьита, хватая девушку за руку и увлекая вслед за собой по аллее.

– Надолго от нее, – Лирьенна кивнула назад, на оставшуюся на скамейке гувернантку, – не спрячешься!

Скрывшись от глаз чародейки и опекаемой ею вздыхающей женщины, девушки перестали бежать и перешли на веселый прискок. Ярко-голубые плащи Мирьиты и Лирьенны весело трепались на ветру, белая накидка принцессы, расшитая причудливой шелковой гладью тянущихся к солнцу ландышей, беспечно волочилась прямо по шуршащим листьям, собирая пыль, грязь и мелкий репей.