Пришли четверо из школы Джона Куинси Адамса. Как только появились коллеги, Филип посвятил им большую часть времени — маленькая компания педагогов устроилась в дальнем конце гостиной, но на легко преодолеваемом расстоянии от стола.

Тима представили Линде и Хэнку, Лауре и Тэду, Монэгенам и нескольким другим соседям, имена которых он не запомнил Когда Филип попытался еще раз представить его Омару Хилльярду, старик поднял руки и забился еще дальше в свой угол «Проклятие квартала», — прошептал Филип. В гостиной Тим обменялся рукопожатиями с коллегами Филипа — Фредом, Таппером и Чаком (адвокат руководства, секретарь школы и секретарь администрации школы), а также с мистером Бэттли, директором — человеком, сидевшим чуть в сторонке от других по причине своего высокого служебного положения. Было заметно, что в этой группе Филип чувствует себя комфортно, несмотря на его очевидную озабоченность удобством для мистера Бэттли. Как и Филип, его начальник был одет в чуть великоватый костюм, белую рубашку и галстук с зажимом Мистер Бэттли носил такие же очки без оправы, что и Филип. И подобно Филипу, Фред, Таппер, Чак и мистер Бэттли тайно полагали, что заслуживают более почетной и престижной компании, чем коммивояжер, заводской мастер, клерк и механик, в окружении которых сейчас пребывали.

Неотступно сопровождаемый Джимбо, Марк медленно бродил по гостиной, то и дело останавливаясь сказать что-то или ответить кому-то. Мужчины клали руки ему на плечо, женщины целовали в щечку. Вот кто ни на мгновение не чувствовал себя комфортно — даже у себя дома. Стоило лишь взглянуть на Марка, чтоб увидеть, насколько мучительно он хочет сейчас очутиться где-то в другом месте. Он скрывал это настолько, насколько было в его силах — то есть почти успешно. Тим не был уверен, что из сказанного ему сегодня Марк понял Лица мальчика так и не покинуло каменное, замкнутое выражение, появившееся в «Зале прощания». Он кивал, время от времени его прелестные черты озаряла улыбка, но за этими жестами и мимикой он оставался недосягаемым и отчужденным Оставался, думал Тим, под влиянием той внутренней энергии горя, того подстрекающего безумства, что заставляло его подпрыгивать, крутиться и размахивать руками, когда он шел по тротуару вместе со своим рыжеволосым другом

Эта его особенность и подарила Тиму надежду, что Филип найдет в себе силы и способ помочь сыну. Он опасался того, что Марк сотворит, если будет предоставлен самому себе. Мальчику не вынести увиденного, и без помощи взрослых он сломается под тяжестью жуткого бремени.

Улучив момент, когда Марк стоял один у окна гостиной, Тим протиснулся сквозь толпу и осторожно, бочком, остановился рядом с ним

— А знаешь, Марк, приезжай ко мне на недельку-другую. Как насчет августа?

Тень мелькнувшей на лице племянника радости подарила Тиму еще одну надежду.

— Конечно, было б здорово. А папе вы сказали?

— Обязательно скажу, чуть позже, — пообещал Тим и пошел через комнату назад.

Пока Тима представляли начальнику Филипа, он вновь взглянул на Марка и увидел, как мальчик, отделавшись от прослезившейся пожилой пары, стал прокладывать себе путь к Джимбо. Страстно шепча, Марк подталкивал друга к двери.

— Насколько я понимаю, вы вроде как писатель — сказал мистер Бэттли.

— Совершенно верно.

Последовала вежливая улыбка:

— А для кого пишете?

— Для себя.

— Вот как... — Мистер Бэттли не сразу переварил сказанное.

— Я пишу романы. Иногда рассказы, но по большей части романы.

Покопавшись в себе, мистер Бэттли обнаружил еще один вопрос:

— А что-либо из написанного вами публиковалось?

— Все. Восемь романов и два сборника рассказов.

На этот раз удалось зацепить малую долю директорского внимания.

— Возможно, мне стоит поинтересоваться какой-либо вашей работой?

— Что вы, нет, не стоит, — сказал Тим. — Ручаюсь, вам не понравится.

Губы мистера Бэттли сложились в неловкую улыбку, он полуприкрыл глаза и отошел в сторону. На другой половине пространства, которое он оккупировал, стояли Филип Андерхилл и Джеки Монэген, сильно увлеченные разговором, спинами к своим сыновьям. Мальчики были на пару футов ближе к ним, чем к Тиму, но даже Тим слышал каждое слово, произнесенное отцами.

— Это правда, что Нэнси была родственницей странного типа, что тут жил? Кто-то об этом заикнулся, не помню кто.

— Кто бы ни заикался, лучше б помалкивал, — бросил Филип.

— Это тот убийца, правильно? Именно так я и слышал И вроде было время, когда люди называли его героем, потому что он, рискуя жизнью, спас чьих-то детей.

Марк резко повернул к ним голову.

— А еще, слышал, дети эти были черными. Вроде как чуть ли не первая семья чернокожих, поселившихся в этом районе. В то время к ним было совсем другое отношение, чем сейчас.

Тим ждал, что его брат скажет какую-нибудь гадость об «отношении». Когда Филип продал свой дом на окраине города и купил по договорной цене участок на Сьюпериор-стрит, он не мог знать, что к настоящему времени бывший Пигтаун будут уже на четверть населять темнокожие. Филип предполагал, что район останется тем же, что во времена его детства, — респектабельным, недорогим и белым, как бойскаутский слет в Абердине. Когда пришло осознание реальной ситуации, Филип был в ярости. Его возмущение подпитывалось огромным количеством межрасовых супружеских пар, преимущественно темнокожих мужчин с белыми женщинами. Когда Филип встречал на улице такие пары, сила его эмоций частенько заставляла его переходить на противоположную сторону. И ни один сосед с темным цветом кожи не побеспокоился сегодня «засвидетельствовать» — как услышал Тим от Филипа, рассказывавшего о пришедших на поминки.

— Можно подумать, мы продолжаем развивать то самое «отношение», — говорил Филип. — Нормальное отношение надо заслужить. Вы как считаете?

— Совершенно верно.

— Когда я «при исполнении», я безупречно честен. Положение обязывает. Я никогда не руководствуюсь расовыми соображениями. Здесь же, на моей частной территории, я имею полное право руководствоваться личным мнением, каким бы непопулярным оно ни было.

— Совершенно верно, — повторил Джеки. — Согласен с вами на все сто. Только, прошу вас, не говорите об этом с моей женой.

Их сыновья переглянулись и начали потихоньку отступать. Филип продолжил:

— Однако, что бы вам ни наболтали о родственниках моей жены — родственниках моей покойной жены, — не доверяйте услышанному. Эти люди были безмозглыми, как клопы. Черт меня дернул жениться на шайке недоумков.

С побелевшим лицом Марк неслышно проскользнул мимо двух мужчин и скрылся в кухне. Потрясенный Джимбо последовал за ним Папаши ничего не заметили.

Когда Тим на следующий день летел в Нью-Йорк, его не оставляло неприятное горькое чувство, что, вполне вероятно, Нэнси подтолкнул к самоубийству Филип.