В середине марта посланцы Путивля повезли письма Лжедмитрия к донским, волжским, яицким и терским казакам. Донцы оказали самозванцу услугу, взявшись проводить его людей к властителям Большой Ногайской орды. И Годунов пытался заключить союз с ордой. Он прислал в дар хану Иштереку драгоценное оружие и велел сказать, что этим оружием он поразит врагов России. Иштерек не внял его советам и вместе с донцами принес присягу Лжедмитрию. Ногайцы получили приказ перенести свои кочевья к Цареву-Борисову. Восставшие казаки должны были собраться севернее – в районе крепости Ливны. Пункт этот они выбрали не случайно. В марте 1605 года главный посольский дьяк заявлял в Москве, что город Ливны пришел «в шатость».

Военные и дипломатические неудачи обескуражили царя Бориса. Давний советник царя конюший Дмитрий Годунов умер, и его место занял Семен Годунов. Возглавив тайное сыскное ведомство, Семен Годунов наводнил столицу своими соглядатаями. Годунов стал принимать любые доносы холопов на господ. Доносчиков возводили в дворянство и награждали поместьями. От бесчисленных доносов, утверждали очевидцы, в царстве началось великое брожение. Недовольство низов вело к тому, что агитация в пользу «доброго» царя распространялась повсюду, словно поветрие.

Власти оценили опасность, когда в лагере самозванца появились комарицкие мужики. Царь послал в Севск воеводу Плещеева с конюхами, псарями и прочей дворцовой челядью. Они подвергли Комарицкую волость неслыханно жестокому разгрому. Мужчин вешали за ноги, жгли и расстреливали из луков, женщин и детей топили. Многих крестьян псари увели пленниками в Москву и там продали в холопство.

Весть о враждебных действиях донских казаков побудила власти направить на Дон дворянина Петра Хрущева. Десятью годами раньше Борис пытался поставить его атаманом над всем донским войском, но тогда донцы выпроводили его из Раздор. На этот раз казачий круг арестовал царского дворянина и отослал его к Лжедмитрию, еще находившемуся в то время в Польше. Доходили слухи, что в Москве у самозванца немало тайных приверженцев. Известные дьяки Смирной Васильев и Меньшой Булгаков пили его здоровье на пиру в своих домах. Холопы донесли на них, и царь, по словам Хрущева, велел умертвить Васильева в тюрьме и утопить Булгакова. Впрочем, слухи о жестоком наказании дьяков оказались беспочвенными. Булгаков продолжал службу в Казенном приказе несколько месяцев спустя после своей мнимой гибели. Васильев оставался в приказе Большого дворца и благополучно пережил четырех царей.

В действительности государство, безжалостное к низам, щадило дворянскую кровь. Годунов снисходительно относился к тем, кто проявлял «шатость». Он знал, что делал. Верхи настороженно отнеслись к самозваному «царьку».

Прежде деятельный и энергичный, Борис в конце жизни заперся в кремлевском дворце, перепоручив дела Семену Годунову. Пораженный тяжкой болезнью, он быстро терял силы.

13 апреля 1605 года Борис скоропостижно умер в своем кремлевском дворце. Передавали, будто он из малодушия принял яд. Но то были пустые слухи. Находившийся при особе царя Я. Маржерет засвидетельствовал, что причиной смерти был апоплексический удар. Таким образом, в могилу царя свел давний недуг.

Незадолго до кончины Годунов решил вверить командование армией любимому воеводе П. Ф. Басманову, отличившемуся в первой кампании против самозванца. Молодой и не слишком знатный воевода призван был сыграть роль спасителя династии. Последующие события показали, что Борис допустил роковой просчет.

Эхо войны прокатилось по всей стране. В Нижнем Новгороде Кузьма Минин продолжал торговать в своей лавке. Но теперь ему чаще приходилось иметь дело со сборщиками податей. Война требовала денег, и казна обложила посадское население новыми поборами.

Столкновения на литовском рубеже круто изменили ход жизни Дмитрия Пожарского. В боях с отрядами самозванца Пожарский получил боевое крещение. Ратная служба с ее стихией опасности и риска пришлась ему по душе, и он не жалел сил, выполняя поручения воевод. Князь Дмитрий стойко переносил невзгоды зимней кампании. На всю жизнь запомнил он свой путь в заснеженных полях, стычки с гусарами, долгие вечера у костра, стужу землянок. Глядя на бывалых воинов, Пожарский учился постигать основы ратного искусства. Но пока ни он сам, ни его сотоварищи даже не догадывались, какое славное будущее ждет его впереди.

После кончины Бориса Боярская дума и население столицы принесли присягу на имя наследника Федора Годунова и его матери. Казна раздала населению много денег на помин души Бориса, на самом же деле, чтобы успокоить население столицы. По традиции новый царь объявил общую амнистию. Опальные в немалом числе вернулись в столицу из ссылки. Среди других в Москве объявился удельный князь Иван Воротынский, которого Борис чуть ли не двадцать лет держал в провинции.

Федор Годунов получил превосходное для своего времени образование и как соправитель отца давно приобщился к делам государства. И все же у шестнадцатилетнего юноши было совсем мало шансов удержаться на троне. Родня Бориса, заполнившая думу, не пользовалась ни популярностью, ни авторитетом. В трудный час подле Федора не оказалось никого, кто мог бы твердой рукой повести корабль в бушующем море. Власть грозила выскользнуть из неокрепших рук в любой момент. В годуновской семье царили страх и растерянность. Текст присяги не оставлял ни малейших сомнений на этот счет. С голоса царицы Марии Скуратовой Семен Годунов составил непомерно длинный перечень обязательств, ограждающих безопасность царской семьи.

Реальная угроза благополучию царской семьи исходила от самозванца. Но составители присяги не обладали мужеством и постарались не касаться темы, казавшейся им слишком опасной. В течение двух лет патриарх и власти метали молнии на голову еретика и расстриги Гришки Отрепьева. Незадолго до смерти Бориса в Москве стало известно о том, что Лжедмитрий I представил жителям Путивля монаха, клятвенно подтвердившего, что он и есть истинный Григорий Отрепьев. Монах был много старше Гришки. Но разобраться в новом маскараде еще не успели. Введя в игру новую фигуру – Лжеотрепьева, самозванец добился бесспорного успеха в борьбе за умы. В Москве не знали, что думать. Замешательство царило даже среди советчиков Федора Борисовича. Вместо того чтобы следовать раз принятой линии обличения самозванца, Семен Годунов и царица решили вовсе не упоминать в «записи» имени Отрепьева. Присяга обязывала подданных не приставать к безымянному вору, «что называется князем Дмитрием Углицким», к нему не отъезжать и не желать видеть его на Московском государстве.

Составители присяги свели на нет все достижения официальной пропаганды. По столице стали распространяться самые невероятные слухи. Упорно толковали, будто Борис покончил с собой в страхе перед «сыном Грозного». Несмотря на то, что на всех дорогах появились заставы и без лишних слов вешали гонцов Лжедмитрия I, лазутчики продолжали проникать в столицу и доставлять воровские прокламации. Народ не желал больше молчать. Большая толпа горожан собралась под окнами царского дворца. Из толпы кричали о том, что надо вернуть из ссылки старую царицу Марию Нагую и перед всем народом расспросить, жив ли ее сын или нет. Новая царица Мария Скуратова соглашалась вернуть в Москву опальных дворян, но о возвращении Нагой не хотела и слышать.