Да, преданная подруга с него пылинки сдувает. Да, вкусно кормит и гладит ему рубашки. Да, отвечает на его звонки с нежным придыханием — слушаю, милый. Да, я тебя дома жду с ужином. Завидовать надо молча, Кукушкина!

Зато она чувствовала себя абсолютно счастливой. И, уж прости, Кукушкина, — красивой и молодой, той самой задорной девчонкой, играющей в сексуальной группе. Подходила к зеркалу и удивлялась: откуда что взялось? Будто сухую палку воткнули в плодородную землю и она пустила корешки-ветки, зазеленела, зацвела буйно. Так буйно, что и на плоды появилась надежда. Ну, хотя бы на один плод… Вот это было бы окончательное счастье, безоговорочное.

Правда, Макс никаких «плодов» не хотел. Говорил, ипотека за квартиру на шее висит, еще десять лет надо платить. Да и вообще… с детьми такая морока. Тем более ребенок у него был — от первого брака. Сын Кирюша, хороший мальчик. Поэтому — извини, мол, дорогая Жанна, но меня на данный момент все устраивает. Работа, дом, хрупкая мимоза под боком в качестве гражданской жены. Пока — гражданской… Потом видно будет…

Она вздыхала, но соглашалась. Перспективы туманные, но это лучше, когда вообще никаких перспектив. Да, потом видно будет. И «данный момент» имеет свойство переходить в следующий момент, когда происходит мужская переоценка ценностей. Время есть, чтобы переждать неприятный «данный момент». Все само собой разрешится со временем. А детей сейчас и после сорока рожают, и даже позже.

И надо было послать к черту Кукушкину с ее открытиями! Надо было! А теперь что? Сиди на кухне и прислушивайся к тишине в квартире?

Ой, дверь в спальне открылась… Идет! Идет все-таки!

Жанна выпрямила спину, сжала в пальцах тонкую ножку бокала. Макс вошел, спросил насмешливо, как ни в чем не бывало:

— Пьянствуешь? Ну-ну… А как насчет закусить? Я бы позавтракал за компанию.

Она подняла на него глаза, полные слез. Будто хотела сказать: мне не до шуток. Не до шуток мне, понимаешь ты или нет?

Макс вздохнул так, будто ему предстояло впереди трудное и неприятное дело, которое ужасно не хочется делать, но надо, черт побери. С шумом отодвинул стул, сел напротив, заговорил жестко, с нажимом:

— Послушай меня, Жанна. Вот мы сейчас поговорим на эту тему и больше никогда ее не коснемся, хорошо? Я этого терпеть не могу, когда в доме такой нервный надрыв. Не люблю никаких надрывов. Люблю спокойствие и уют, и чтобы вкусной едой пахло.

— Я тоже люблю спокойствие и уют, Макс. Но не я этот надрыв в доме устроила. Я сидела и ждала тебя, как верная собака. Это ты меня обманул, а не я тебя. И не говори, что это неправда, я все знаю. Ты летал в Прагу не один, а с Наташей. Я все знаю, так уж получилось.

Макс кивнул, побарабанил пальцами по столу. Хмыкнул, снова побарабанил. Жанна ждала, что он хотя бы оправдываться начнет. Или отрицать очевидное. Но такой реакции, которая последовала, совсем не ожидала. И голоса такого равнодушно спокойного тоже не ожидала:

— Ну, знаешь и знаешь… И ради бога. Только убери, пожалуйста, эти прокурорские нотки в голосе, они мне не нравятся.

— А какие должны быть нотки? Счастливые и радостные?

— Да хоть какие, но все равно, не надо судилище надо мной устраивать. Я ж не виноват, что ты об этом узнала. Если бы не узнала, жизнь продолжилась бы в том же ритме, правда? Поверь мне, все мужики так изредка делают. А умные женщины умеют делать допуски в отношениях. Эти допуски и называются женской мудростью, дорогая моя Жанна. Ты об этом никогда не задумывалась, нет?

— Ты что же, предлагаешь мне закрывать глаза на твои измены?

— Ну, зачем же так грубо?.. Закрывать глаза… Измены… Жизнь — это не любовный роман, Жанна. Жизнь требует определенных допусков и скидок, это надо уметь… А не умеешь — учись, значит. Умей фильтровать информацию, которая к тебе поступает. Выкидывай лишние файлы и живи дальше. Большие знания порождают большие скорби, это не я сказал, как ты понимаешь. Хотя я не знаю, кто это сказал, но, судя по всему, очень умный человек был.

— Ты… Ты сам-то слышишь, что говоришь, Макс? Разговариваешь со мной, будто я сопливая девчонка! Учишь меня мудрости, надо же! Мы живем вместе, спим в одной постели, я ухаживаю за тобой, варю борщи, каждое утро наглаживаю для тебя свежую рубашку… И кто я для тебя, Макс, объясни, пожалуйста! Женщина, которая на все закрывает глаза? Боится лишнего знания, чтобы не умножать своей скорби? Но таких женщин не бывает, Макс, их просто в природе не существует! И не лучше ли для удобства домработницу нанять, а на ночь вызывать проститутку? Или они дороже тебе обойдутся?

— Фу, Жанна, как грубо… Куда тебя понесло.

— Нет, кто я для тебя, а? Я хочу знать.

— Ты моя женщина, Жанна. Любимая. Мы с тобой живем в удачном гражданском браке. Меня в тебе все устраивает. Но я терпеть не могу выяснения отношений.

— Я тоже не люблю выяснять отношения, но приходится, что же делать. И я не понимаю той женской мудрости, о которой ты говоришь. Я так не могу.

— Что ж, очень жаль… Если я тебя не устраиваю, что ж… Я такой, какой есть, обыкновенный мужик. Все мужики изменяют, Жанна. Это бывает. Абсолютно со всеми. Не надо делать трагедии на пустом месте!

— А что надо делать? Радоваться? Научи!

— Не знаю, что надо делать. Это тебе решать. Я попытался тебе объяснить. В общем… Хочешь — принимай меня такого, хочешь, не принимай, твое дело.

— Это что, ультиматум?

— Да какой ультиматум, Жанна?..

— То есть ты и дальше будешь мне изменять, я правильно понимаю? Ты будешь делать что хочешь. А я должна закрывать глаза на твои измены, быть мудрой и терпеливой. Так?

— Не преувеличивай, пожалуйста. Я ж говорю — сама решай. Больше я тебе ничего предложить не могу.

Ее давно уже трясло от его спокойного, уверенного тона, в котором присутствовала изрядная доля снисходительности. И впрямь будто с малолеткой разговаривает. Внушение делает, как надо себя вести. А если будешь плохо себя вести — рассержусь.

Вдруг она поняла, что еще минута такого разговора, и она не выдержит, сорвется в истерику. В слезы и сопли сорвется. Будет кричать на него, стучать кулаками по столешнице, выплескивать унижение. Как обыкновенная баба, которую подло обманули. Потом размахнется и со всей дури влепит пощечину — раз, другой, третий… Так, чтобы голова моталась, как флюгер на ветру!

Жаль, не умеет она «влепить пощечину». Духу не хватит. Эмоций внутри полно, а духу не хватит. Истерика тоже успела сдохнуть где-то на пути к горлу, и наружу выскочило то, что выскочило — жалкий и слезный шепоток, остаток внутренней бури:

— Уходи… Уходи, Макс… Не могу тебя видеть после всего…

— Куда, Жанна? Куда я должен уйти, по-твоему? — спокойно спросил Макс, и опять она услышала, как явственно прозвучала та самая нотка насмешливой снисходительности в его голосе. — Вообще-то это моя квартира, как ты понимаешь.