– Да пошел ты!

– Иди сама, – неожиданно зло отозвался он. – Ненавидит она меня. Какое счастье, что я не приехал на свадьбу. А что, если бы я на тебе женился? Какая была бы проза, боже мой! – Олеся слышала все это, хотя и закрыла уши руками. Слишком тонкие стены.

Впрочем, сколько раз она слышала это в разных вариациях, с модификациями в сторону того, какая у нее посредственная внешность, и какая прилипчивая она, и как он не понимает, что делает тут, рядом с ней в квартире, больше похожей на помойку.

– Я не собираюсь читать твою книжонку!

– Иди, играй свою бабку! Разве тебе не пора в твой отстойный театр?! – Голос Максима раздался очень близко, прямо из-за двери. Он говорил теперь очень, очень спокойно. Олеся открыла дверь и увидела его. Неожиданно полностью одетый и с папкой в руке, он стоял в дверях и смотрел на нее.

– Ты уезжаешь? – Олесин тон моментально изменился, и она тут же пожалела, что вообще затеяла все это. Что бы Померанцев теперь ни ответил, что бы она ни сказала ему, он точно не приедет сегодня домой. Лера это будет или один из миллиона его приятелей, которыми буквально набита Москва – какая разница. Он просто так не спустит того, что Олеся посмела ему наговорить. Она еще только думала об этом, а у нее уже болела голова.

– Только после вас. – Максим улыбнулся с саркастической галантностью.

– Не уезжай. – Лера была наиболее вероятна.

– Олеся, не устраивай сцен. У меня встреча с издателем, – сказал он тем же тоном, каким в свое время пробормотал «ясейчасвернусь». Олеся запаниковала и встала перед ним в проходе.

– А потом ты домой, да? – спросила она, заглядывая ему в глаза. Максим вздохнул, взял ее за талию, поднял и переставил позади себя, чтобы освободить путь.

– Я не буду ничего читать, обещаю, – пробормотала она.

– Это хорошо, потому что, если ты прочитаешь, я сразу уйду, все будет кончено. Про заповедь тебе – это я сказал серьезно, без шуток. И потом, мне совершенно не нужно ни твое мнение, ни твоя поддержка. Зачем тогда тебе напрягаться и читать?

– Почему тебе ничего от меня не надо? Что ты тогда вообще тут делаешь? – Олеся чувствовала, как против воли начинает злиться. Американские горки, с которых никогда не дают сойти на твердую почву. Максим взял ее за подбородок и чмокнул в губы.

– Я люблю, как ты стонешь во время секса. Это мне нравится, – пожал плечами он, закидывая рюкзак за плечо. – Это мне от тебя нужно, больше ничего.

– Я научилась этому на первом курсе. – Олеся проводила взглядом его исчезающую фигуру.

– Что ж, хоть какая-то польза от твоего обучения, – донеслось до нее уже с лестницы. Олеся бросила взгляд на часы. Спектакль начинался в восемь, ехать туда, в эту студию, было не больше получаса. Пока будет идти спектакль, Олеся, в сером пальто с каракулевым воротничком, в вязаном платке, в галошах и варежках, будет почти счастлива, потому что не будет помнить ни о чем. Она будет этой старушкой, повадки которой в свое время подсмотрела частично у бабы Ниндзи, она будет ворчать, будет поливать фальшивый огород из вполне настоящей лейки. Но потом спектакль кончится, а Померанцев не вернется сегодня домой. Только не после такого.

Этого не нужно было и проверять. Она отыграла спектакль – зрителей было всего ничего, человек двадцать, но для Олеси это не играло никакой роли. Спектакль был хороший, и она в нем была не так уж и плоха. Ей нравилась роль, она много готовилась, снимала саму себя на видеокамеру, смотрела, что можно сделать с пластикой, чтобы выглядеть не только старой, но и смешной. Иногда ковыляла, как самая настоящая жертва тяжелого многолетнего артрита, иногда вдруг подпрыгивала или подкрадывалась к другим актерам как молодая, вызывая у аудитории смех. Это было хорошо – слышать этот смех. Это примиряло Олесю с остальной действительностью.

– Ты была сегодня прям на высоте! – отметил другой актер, молоденький студент ГИТИСа. Молоденький-то молоденький, первый курс, а уже главная роль в этом спектакле. Олеся чувствовала себя с ними чудовищно старой.

– Спасибо, я просто… – Олеся не знала, что она «просто», так что «просто» кивнула и ушла в гримерку – смывать старость со своего двадцатичетырехлетнего лица. Домой она бы не пошла в любом случае. Позвонила бы Анне, напросилась бы в гости, осталась бы у нее ночевать… Но Анна не отвечала, видимо, была у клиента. Она много стригла по квартирам, изыскивая любые ресурсы и средства, чтобы рассчитаться со своими долгами.

Олеся попрощалась с другими актерами и вышла на ночную улицу. Можно было пойти к Нонне, но она живет всего через стенку от Олеси, их квартиры граничат балконами. И сидя у нее, Олеся будет слишком хорошо чувствовать, что Померанцева нет дома. Что он у Леры. Даже если он не у нее, Олеся все равно будет так думать. Нет, нельзя ехать к Нонне. Женька – ее трогать вообще грех. Валить все эти эмоции на беременную женщину – нет уж.

Олеся перебирала в телефонной книжке номера. Их было много. Каждая актриса хранит любые контакты на всякий случай. Продюсеры, которые так и не перезвонили. Администраторы проектов, куда Олесю не взяли. Редактор с «Первого канала» – просто чтобы в телефоне был контакт такого уровня. Режиссер, который когда-то хотел снимать фильм про провинциальный театр и намекал, что Олеся может его устроить. Какие-то любители игры в мафию. Куча народу, никого, к кому можно было бы завалиться на всю ночь. Не к Каблукову же ехать?

Олеся прошлась немного по улице, потом села на метро и доехала до Арбата – черт его знает, почему и зачем. Потому что знала, что там недалеко жила Лера? Возможно, Нонна в чем-то и права, когда говорит, что Олеся сама себя мучает и что в ней есть определенно что-то мазохистское. Рожкова прошлась по гудящему, полному ночной жизни Старому Арбату, а затем завернула в один то ли клуб, то ли бар – во всяком случае, хоть там и звучала живая музыка, какой-то жуткий громыхающий Hardcore, но пускали туда без билета и без приглашения.

– Что будете пить? – Бармен подскочил к Олесе буквально сразу, распознав в ней готового клиента – одного из тех, кто будет пить и будет пить много. Она вздохнула, улыбнулась, отвела за ухо выпавшую прядь тяжелых черных как смоль волос и кивнула.

– Буду. Буду пить, – и заказала «Секс на пляже», который был приторно сладким, но при этом с сильной кислинкой и, конечно же, с немного большим количеством водки, чем положено по рецепту. Клиента нужно разогреть. Олеся отпила немного «секса» и улыбнулась бармену.

– Что, как дела? – спросил он, видя, что Олеся скучает и не против переброситься парой слов. Может быть, даже ласковых.

– Дела отлично! – прокричала она поверх хардкора. – Только что прилетела.

– Откуда прилетели? – спросил бармен, которому, уж конечно, на самом деле было плевать, кто и откуда прилетел. На Арбат только и стекались люди, которые либо прилетели откуда-то, либо собирались улетать. Олеся отхлебнула еще один приличный «сексуальный» глоток, и настроение стало игривым.