Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— О нет. Она выглядела восхитительно. Кроме того, у нее была такая прелестная манера подергивать себя за мочки ушей, когда она начинала нервничать. Потом она откинула волосы назад и…
— И что тогда случилось с пикником?
— А ничего. Она меня и на порог-то не пустила, сказала, что у нее гости. А в комнате — я сам слышал — работал телевизор. Вот так. Я ей потом еще три раза оставлял сообщения на автоответчик. Она не ответила.
— Бедняга. Но такая женщина, конечно же, ничего для тебя не значила?
— Само собой! И вообще, скажи на милость, кто из женщин мог бы стать для меня чем-то невероятным? Но давай лучше не будем в этом копаться. Итак, ты хочешь знать, как долго еще тебе ждать?
— Да. Нет. То есть теперь пожалуй да, чисто теоретически.
— Ясно.
— Но, Джим…
— Да?
— Этот тип, то есть тип человека, он не такой, как ты. Понимаешь? Он скорее такой… ну, в общем… типичный мужчина.
— Понимаю. Эгоцентрическое ничтожество, карьерист с нулевой способностью к сопереживанию, привыкший, что за ним толпами увиваются женщины?
— Примерно так.
— Возможно, в таких делах я не самый лучший советчик. Но погоди-ка. У меня тут как раз сидят Клаус и Ханнес. Ты принимай пока свою расслабляющую ванну, а я с ними об этом потолкую. Включи факс. Мы сейчас пошлем тебе домой stateтeпt[17] двоих или троих опытных мужчин. Не хочешь потом сходить с нами в Макс-бар?
— Э-э, понимаешь… у меня тут вроде кое-что намечается. Но если не выйдет, то я могу еще раз…
— Понимаю, понимаю. Позвони мне, если он не объявится. — Он хихикнул — идиот! — а где-то рядом его пьяные кореши уже орали ему: «Твое здоровье!»
— Дурак, я страдаю!
— Естественно. Это понятно. Ты страдаешь, потому что хочешь страдать. Когда ты не можешь быть несчастной, ты не являешься счастливой.
— Как? Что? Ты что пытаешься этим сказать?
— Ах, ничего. Забудь. Обещаю, если мы с тобой когда-нибудь переспим, я тебе позвоню на следующий же день. Оставайся такой, как ты есть.
— Но я не хочу оставаться такой, как я есть!
— Естественно.
Отбой. Вот тупица! И опять все абсолютно типично. Мужчины просто не могут понять всех сложностей женского характера. Даже такие, как Биг Джим. А я рефлексивна и не закрываю глаза на проблемы. Пусть даже кто-то и считает меня вздорной потаскушкой.
Вот, к примеру, Саша. Однажды он не меньше чем на полчаса опоздал ко мне на свидание. А когда я самым дружеским тоном, но достаточно жестко спросила его о причине, он дал понять, что не стоит делать из пустяка проблему.
Но что значит — не делать проблему? Это разве не проблема, когда с 20.00 до 20.45 в одном только поясе для чулок слоняешься по квартире, а шампанское в бокалах постепенно теряет углекислый газ и начинает выглядеть как сданная на анализ моча. И это совсем не забавно! Об этом многое можно было бы сказать!
Ах, снова я нервничаю. Несмотря на расслабляющую ванну. Кроме того, я уже слишком долго в воде, кожа моя стала сморщенной, какой она будет через двадцать лет и без специального увлажнения.
В следующий раз я уже ничего не пустила на самотек. Д-ру Хофману было отпущено два дня, чтобы помучиться от нетерпения — то есть это я так надеялась, что он будет мучиться, — прежде чем я отвечу на его звонок. Момент звонка выбран был стратегически безупречно: четверг, около 20 часов 18 минут.
Такое время должно, по моим расчетам, создать следующее впечатление:
1. Кора Хюбш — женщина, интересующаяся мировыми событиями и политикой. Новости дня — ее конек. Она всегда в курсе дел и, конечно, имеет свое компетентное мнение касательно евровалюты и ее влияния на всю структуру Евросоюза.
Ничто не в силах удержать Кору Хюбш от того, чтобы в 20 часов смотреть «Ежедневное обозрение». Между 20.00 и 20.15 она, скорее всего, вообще не подходит к телефону.
2. Кора Хюбш не охотник до пошлых развлечений и поверхностных забав. Свои вечера — если она, конечно, проводит их дома — она посвящает углубленному изучению серьезной литературы.
«На линии огня» с Клинтом Иствудом, «Сильвия — особая штучка» с Уши Глас, «Моя дочь — сын моей покойной матери» на SAT 1 — все эти банальные телезрелища не для Коры Хюбш. Наверное, у нее даже и журнала с телепрограммой нет.
З. Кора Хюбш — солидная женщина. Она звонит в четверг. Другие женщины на ее месте побоялись бы звонить в середине недели, чтобы про них не подумали, будто на уикенд у них нет никаких планов. Но Кора Хюбш на конец недели запланировала очень многое. А если и нет, то для такой уверенной в себе дамы, как она, это не имеет ровно никакого значения.
К 20.18 я была подготовлена к разговору наилучшим образом. Естественно, не забыла и о подобающем звуковом фоне. Вначале я планировала поставить новый С D Вана Моррисона. Почти все мужики любят Вана Моррисона. «Он поет, как мы чувствуем», как-то сказал экс-дружок Йоханны. «Неужели? — спросила она с искренним изумлением. — А я думала, его музыка требует интеллекта!»
Поразмыслив, я отказалась от идеи включить Моррисона, но отдала предпочтение «Радио Германии». В конце концов, мне надо было не только произвести впечатление на крупного ученого, но одновременно убрать с дороги эту рыжую бабу. Пусть Ута Кошловски красива. Пусть она носит 44-й размер. Пусть, наконец, играет на RTL сколько угодно сестер милосердия!
Д-ра Даниэля Хофмана я завоюю своим интеллектом.
20.18. По «Радио Германии» шла передача о поэзии Генриха Гейне.
Мое время пришло.
— Хофман слушает!
— Алло? Это Кора Хюбш.
— Очень мило[18]
О нет. Только не это. За время моей жизни эта шутка успела мне дико надоесть.
— Я эту шутку в своей жизни слышала довольно часто, — сказала я. Довольно стильно сказала.
— Еще бы. Само напрашивается. А эту музыку вы слушаете по своей воле?
Что? Как? Проклятье. Кто бы мог подумать, что эти, там, на «Радио Германии», прервут свои интеллектуальные передачи песнями курдских борцов за свободу?
— Ох, нет. Это всего лишь радио. Сейчас приглушу. Вы-то как сами? — Это такая заготовка. С понтом, меня это интересует. Лично. Но не слишком.
— Я как раз смотрю Клинта Иствуда. «На линии огня». Обалденный фильм. А вы видели?
Вот-те на!
— Нет, конечно. Я практически вообще не смотрю телевизор.
Сказано с умом. С чувством превосходства. Небрежно так проявила интеллект.