— Вот что, Николай, — без предисловий начал тот. — Вчера слышал разговор Рахматулло с Абдурахмоном. Речь шла о патронах к «Кашниковым», которые должны поступить на склад. Помнишь, протирали автоматы? Вот как раз к ним.

— Значит все-таки скоро выпуск — Николай знал, что после выпуска моджахеды получали вооружение, и только потом осуществлялась их отправка в Афганистан. — Как твои ребята, не подведут? — Он положил руку на плечо товарища.

— Нет, — Моммад посмотрел в глаза Николаю. — Хотя тем, кому я доверяю как себе, не так уж много. Ты бы лучше к своим шурави присмотрелся. Не нравится кое-кто из них. Я тебе уже говорил об этом.

— Да, ты прав, дружище, — вздохнул Николай, — думаешь, я не понимаю, почему нас на ночлег определяют каждый вечер по новым тюрьмам? — Все понимаю, дорогой мой рафик Моммад, все понимаю…. Я знаю, кто стучит Абдурахмону, но пока трогать их нельзя. Пусть стучит….Уберешь, найдут другого. Потом снова вычисляй. Ты думаешь, я всем доверяю? Нет. Верю, как себе, только троим.

— Ты мне вот, что скажи. Когда Мушарраф бывает в лагере? Я за все время, что здесь, видел его лишь пару раз. Насколько мне известно, комендант лагеря он.

Моммад бросив на Николая пристальный взгляд, задумался.

— Чего молчишь? Думаешь, хочу шлепнуть его? — усмехнулся Николай.

— Нет, не думаю, Коля. Ты же не самоубийца. Тем более майор всего лишь маленькая пешка. Думаю, когда удобнее тебе его перехватить. Ты хочешь выдвинуть ему наши требования? Так?

— Да именно так. Эта Торн, когда была здесь, обещала сообщить о нас Красному Кресту. Но видишь, время прошло, а вокруг нас как была тишина, так и есть. Я один раз прорвался к Рахматулло, да ты же знаешь, — Николай покосился на друга, — все ему выложил. Тот обещал передать своему начальству, и все. Тишина. Единственно, чем он меня успокоил, — сказал, чтобы я молил аллаха, что оказался в этом лагере, а не в лагере Хекматиара.

— Что верно, то верно, — горько усмехнулся Моммад. — В лагерях Хекматиара пленные долго не задерживаются. У них там два пути: или с моджахедами против неверных, или к всевышнему, — он поднял глаза к потолку. — А насчет Мушаррафа… — как только он появится в лагере, сразу дам тебе знать.

Рано утром, когда стало известно, что неисправность на линии устранена, они заглушили дизель, и их увели. И что было удивительно — Абдурахмон разрешил им до обеда отдохнуть, правда, в разных камерах.

Моммад в камере был один. Всех пленных уже давно увели на строительство стены.

Он долго ворочался на лежанке, и никак не мог заснуть. Мысли роились в его уставшем мозгу, унося его в не так уже далекое прошлое…

В плен он попал под Шиндантом, хотя и контуженным, но довольно глупо. Сдали его моджахедам его же подчиненные, которые перебежали на их сторону. Пять человек. Ударили чем-то тяжелым по голове, и все…. Очнулся уже в лагере Аманулло Шаха, одного из полевых командиров Ахмад шаха Масуда. На удивление, его не били. Предложили воевать против неверных. Он отказался. Тогда его просто отправили в этот лагерь.

А ведь так все хорошо тогда начиналось…. Он в тот день помогал отцу в автомастерской. Хотя город только просыпался, они уже закатывали под навес очередную, пригнанную для ремонта, автомашину. И вдруг сигнал грузовика, протяжный, басовитый. Это друг Моммада, Салех, уже год, работавший кучи (шофером) на богатого автовладельца Фатеха.

— Случилось! Случилось! — Кричит он, высунувшись из кабины. — Революция!

… Было обычное утро трудового Кабула. Толкали впереди себя тяжелые, груженые тележки хазарейцы, прибивали пыль водой из чайников около своих мастерских портные и сапожники, женщины, спрятавшие свои лица под паранджу, замачивали ковры в мутной воде одноименной реки Кабул.

— Ты что, пошутил насчет революции? — Моммад подбежал к Салеху.

— Нет, Моммад, сейчас не до шуток…. Поехали к танкистам…

Моммад знал, что старший брат Салеха танкист, большой начальник и ему льстило, что он сейчас увидит его.

— Постой, постой, ты куда, Моммад?… А машина? — Отец в растерянности смотрел на убегающего сына.

— Дочиним после революции! — вместо Моммада со смехом ответил Салех, отпуская сцепление.

Они приехали в танковую бригаду, которая дислоцировалась в Пули — Чурхи, вовремя. Салеха тут знали, и пропустили обоих беспрепятственно. Митинг начался в 9 часов утра. Перед танкистами выступал рафик Аслан Ватанджар, один из лидеров революции. Его сообщение о начале революции танкистами было встречено с ликованием.

Оба остались в бригаде. Брат Салеха, начальник штаба бригады, определил обоих подвозить к танкам со склада боеприпасы. И уже, через час, бригада вышла за пределы городка и маршем пошла в сторону Кабула. Над городом кружатся самолеты и вертолеты…

Моммад сел, прислонившись к холодной стене камеры. Ему вдруг показалось, что он явственно слышит сообщение «Радио Афганистана»…

«Радио Афганистан», находящееся пол полным контролем революции, сообщает: «Время — 18 ч.00 м. Восставшими взят президентский дворец. Дауд пытался оказать отчаянное сопротивление и тяжело ранил офицера, который предложил Дауду сдаться в плен. Разгневанные революционные солдаты расстреляли врага народа Мохаммеда Дауда»… «Время — 19 ч.00 м. Ура! «Радио Афганистан» сообщает своему народу, всему миру, о победе революции!»… Этот день 7 саура 1357 года(27 апреля 1978 года) запомнился ему на всю жизнь…

Моммад зажал уши, и снова откинулся на лежанку. Сон не шел. Всплывали новые и новые воспоминания…

… Вот он курсант Ташкентского военного училища, где проходит учебу с такими же, как он, молодыми афганцами. Он с удивлением узнает, что в этой советской республике, простой мусульманин имеет право на бесплатное образование, медицинское обеспечение, получение жилья. Для детей бесплатные детские садики. Здесь нет бездомных, нищих, безработных. Нет беспризорных детей, как у них, в Афганистане.

И вот, когда Афганистан решил построить такое же свободное общество, как в соседней стране, началась война.

В 1979 году, как и все простые афганцы, он с благодарностью воспринял приход советских войск, чтобы помочь им защитить Апрельскую революцию, открывшую простым людям путь в счастливое будущее…

Разве мог он, сын простого ремесленника, что будет офицером такого элитного подразделения, как «коммандос»? Конечно, нет.

Дом отца стоял у подножия выжженной, мрачной вершины. С его плоской крыши хорошо, как на ладони, был виден Кабул. Моммад и сейчас, с закрытыми глазами видит эту панораму — широкий проспект Майванд, площадь Спинзар, утопающие в зелени белоснежные виллы богатых людей. Усмехается, и снова перед ним эта гора, у подножия которой один к одному лепятся обыкновенные глиняные дома… Скорее гнезда, а не дома, в которых ютится многосемейная кабульская беднота. А рядом, даже трудно в это поверить, обыкновенные, выдолбленные в горе киркой и лопатой норы, где и живут люди вместе со скорпионами, блохами и змеями. Это уже потом, после революции, многие семьи этого Гарлема получили квартиры в Новом микрорайоне города. Получила квартиру тогда и семья отца.