Успех – это самый реальный наркотик. Александр упивался успехом, но еще больше он упивался водкой.

Марго тревожилась, а Вера затаилась. Она понимала, что алкогольная зависимость Александра лишает его маневренности. Трезвый человек, как легкая лодочка, маневрирует туда-сюда. А алкоголь – это якорь. Водка становится главнее женщин, главнее любви. Вера много работала. Батрачила в доме. Страстно любила и баловала своего сыночка. И боялась. Ей все время казалось: что-то произойдет. Появится другая и украдет ее счастье.

Кооперативная квартира Веры – та самая, которую она приобрела с помощью Александра – стояла пустой. Марго предлагала сделать обмен: взять две квартиры – ее и Верину – и обменять на одну большую. Но Вера не хотела слушать. Она предпочитала иметь свой угол, чтобы было куда уйти в том случае, если ее выгонят.

Выгонять Веру никто не собирался. Александр привык жить так, как он жил: гость в доме, холостяк на улице.

В доме его все обхаживали и облизывали. В случае загулов искали по всей Москве. Ну какая нормальная женщина будет терпеть такого мужа. А Вера терпела.

Александр был ее ВСЕ: отец ребенка, муж, мастер. Вникал в ее роли. Разбирая очередную роль, давал совет:

– Играй зависть…

– А как ее играть? – не понимала Вера.

– Прячь. Зависть всегда прячут, поглубже.

– А что наружу?

– Наружу любезность, искренность…

И Вере сразу становилось понятно, что делать перед камерой: играть любезность, а в глазах злость.

Вера становилась сильной актрисой.

Вере исполнилось сорок шесть лет. Сорок шесть – это не бутон, конечно, это – распустившаяся роза с первыми признаками увядания, и начальное увядание обостряет природный розовый аромат, удваивает красоту цветка. Скоро лепестки начнут падать, роза станет облетать. Но это – потом. Это не скоро или никогда. Пока роза стоит в напряженной, гордой красоте, кажется, что она – вечна.

Она появилась в серый ноябрьский день. Молодая, тихая, в очочках. Студентка сценарных курсов.

Ее сценарий приняли на Мосфильме, но требовалась доработка. Александру предложили доработать сценарий.

Александр согласился, поскольку находился в простое. Марго и Вера боялись его простоев. Ничегонеделание могло вылиться в нескончаемое застолье, а пьянство подрывало печень, вело к циррозу. А цирроз – это дорога в один конец, понятно в какой.

Александр согласился на доработку.

Договорились работать у него в доме. Рабочий день начинался в десять утра.

Девушка явилась без опоздания, ровно в десять часов, – милая, тихая. Вера напряглась: в тихом омуте черти водятся.

Но никаких чертей не предвиделось. После первого знакомства выяснилось, что девушка замужем, имеет ребенка. Успела окончить педагогический институт. Значит, умная и серьезная. Вера успокоилась и даже расположилась к молодой сценаристке. Звали ее Леонсия, сокращенно Лена.

Лена и Александр начали работать в его восьмиметровой комнате. Друг против друга. Посередине маленький журнальный столик, на нем пишущая машинка.

Александр довольно быстро заметил в Лене одну особенность: она умела и хотела только сочинять и записывать. Все остальное ей было совершенно неинтересно. Ей было все равно – какое в стране политическое устройство. Она не понимала: как можно выходить на Красную площадь и протестовать в одиночку? Разве не лучше что-нибудь придумать и записать?

Лена плела свои сюжеты и не хотела иной участи. Как паук, который вырабатывает в себе паутину, сам из себя ее вытягивает и плетет в ажурную сетку – простую и сложную одновременно. Ей были интересны только те люди, которые возбуждали в ней желание работать, доставать из себя паутину.

Талант многое прибавляет к жизни, но столько же и отнимает.

Лена не решалась на второго ребенка. Ей казалось: ребенок отвлечет ее от чистых листков. Не даст создать главную книгу.

Какое заблуждение… Разве можно сравнить человека, рожденного тобой, с какой-то книгой… Но это становится понятно потом, в конце жизни. А пока идешь по чистому снегу, прокладываешь свою лыжню, свою дорогу – только это и важно. Идти и оставлять след.

Александр и Лена уселись друг против друга и прочно замолчали.

Лена не знала, в какую сторону двигать замысел. Ей было стыдно за то, что она такая тупая и тугая.

– Извините, пожалуйста… – проговорила Лена.

– За что? – не понял Александр.

– За то, что я ничего не могу придумать.

– И ты извини, – сказал Александр.

В голову ничего не шло.

Александр взял гитару и стал бренчать. Бренчал он хорошо. Лена в этом понимала.

Александр бренчал. Вдруг отложил гитару и сказал:

– Нужен третий идиот. Он перевернет действие с ног на голову.

– Какой третий идиот?

– Кто угодно. Пусть кто-то случайно позвонит в дверь. Перепутает.

– Что перепутает?

– Дверь.

Они начали накидывать варианты, сюжет задвигался и тронулся с места. Действительно: не хватало нового действующего лица. Нужна была свежая кровь, новая точка зрения. Александр это уловил.

Время побежало стремительно. Три часа пролетели как десять минут.

Заглянула Вера и сказала:

– Пойдем покушаем…

Перешли в кухню. На столе стоял золотистый запеченный индюк.

Марго спросила:

– Лена, вам черное мясо или белое?

Лена подумала, что белое мясо лучше и нескромно просить лучший кусок. Она сказала:

– Черное…

И ей дали ногу. Самую вкусную часть птицы.

Лена подняла глаза и спросила:

– Вы всегда так едите?

Лену восхищало всё и все: изумительная Марго с низким прокуренным голосом, Александр с золотыми мозгами и Вера в драном ситцевом халате. Халат разорвался под мышкой по шву, сбоку образовалась прореха. Вере это не мешало, даже наоборот: чем хуже, тем лучше. Уничижение паче гордости. Вера вошла в семью, как бильярдный шар в лузу. Была нужна и необходима. И не имело значения – в каком она виде. Пусть другие хлопочут и стараются.

Лена не хлопотала и не старалась. Она была совершенно не опасна. Александр – при деле. Доработка сценария щедро оплачивалась киностудией. Так что куда ни кинь – сплошные плюсы.

Лена не опаздывала на работу, и это имело колоссальное значение. Александр ненавидел опаздывающих. Опоздание – это вид хамства. А точность – вежливость королей, как известно.

Лена приходила точно, по ней можно было проверять часы.

Сойдя с троллейбуса, она поднимала голову, видела в окне Александра, который уже стоял и ждал, как ребенок в больничном окне. Лена стаскивала с головы шапку и бежала бегом с шапкой в руке. Он смотрел, как она бежит, торопится, стремится, и что-то хорошее распускалось в душе.