В чьих интересах происходило взыскание внутренних репараций, указывал и богатейший человек Германии В. Ратенау: германское общество управляется «тремястами людьми», которые хорошо знакомы друг с другом. Это гнусная, «надменная и чванливая в своем богатстве» олигархия, «оказывающая тайное и явное влияние», за которой послушно следует «разлагающийся средний класс… изо всех сил стремящийся не скатиться на уровень пролетариата», и далее «собственно пролетариат, молчаливо стоящий в самом низу: это и есть нация, темное, бездонное море»{147}. В. Ратенау за свои выступления будет убит в июне 1922 г.

Один из способов взыскания внутренних репараций посредством инфляции открывал стальной магнат Ф. Тиссен: «Капитал, необходимый немецким промышленным предприятиям, можно было сколотить на кредитах Рейхсбанка. Действительно, немецкая промышленность работала бесперебойно, поскольку — из-за девальвации германской валюты — могла выбрасывать свою продукцию на мировой рынок по низким ценам. Эта процедура нашла поддержку у доктора Хавенштайна, президента немецкого Рейхсбанка. Он прекрасно сознавал, что таким образом ценность марки будет постоянно снижаться, но считал это наилучшим способом доказать миру неспособность Германии выплачивать военные репарации. Многие промышленники воспользовались этой возможностью, учитывая колоссальные переводные векселя в Рейхсбанке и выплачивая их все более и более девальвирующимися банкнотами»{148}.

Механизм в данном случае заключался в следующем: Рейхсбанк принимал векселя от частных предприятий с дисконтом 5% годовых вплоть до середины 1922 г., когда инфляция достигла 100% в месяц. Затем дисконт неоднократно поднимался, но все равно он был значительно ниже уровня инфляции. Так, к сентябрю 1923 г. дисконт составлял 90% годовых, а инфляция была в 10 раз выше. Политика Рейхсбанка привела к тому, что банковский кредит для предприятий был практически бесплатным, а номинальная денежная масса раздувалась еще больше{149}.

Крупный немецкий бизнес неплохо зарабатывал на «инфляционной спекуляции» — коротких кредитах, которые он брал в центральном банке под расширение и модификацию производства, а затем возвращал его обесцененными деньгами. Этими же деньгами платили по своим закладным и крупные сельхозпроизводители. При этом отмечал председатель финансовой комиссии французского парламента Дариак в своем секретном докладе Пуанкаре: «Если бумажная марка обесценивается со дня на день, то средства производства, принадлежащие Тиссену, Круппу и их соратникам, остаются и сохраняют свою золотую ценность. Это есть именно то, что имеет действительное значение»{150}.

Еще одним способом взыскания внутренних репараций стал перевод германского капитала за границу, который, по словам Г. Препарата, «был огромным»{151}. «В 1923 г. газета «Нью-Йорк тайме» попыталась оценить размер германских вкладов в банках США и пришла к цифре приблизительно в 2 млрд. долларов{152}, что соответствует приблизительно четверти ВВП Германии в 1923 г….Однако самым крупным реципиентом германских капиталов, — отмечает Г. Препарата, — все это время была Голландия…[29]Из Голландии восстановленные там корпорации путем слияния приобретали в Германии обанкротившиеся концерны, которые использовались для сокрытия доходных зарубежных предприятий…»{153}.

Бегство капиталов, по мнению Препарата, оказало «огромное давление на обменную стоимость марки», стимулируя рост гиперинфляции, поскольку теперь именно зарубежный курс марки стал определять цены в Германии. «Только после того, как марка теряла стоимость за границей, происходил рост цен в самой Германии, что и дало повод Хафенштейну обвинить репарационные платежи в таком обесценивании германской валюты… Однако, — полагает Г. Препарата, — внешнее обесценивание было в действительности обусловлено бегством капитала и только во вторую очередь — требованиями Версальского договора»{154}.

В 1941 г. Гитлер так подытожил оборотную сторону инфляционной динамики: «Инфляцию можно было преодолеть. Решающим здесь был вопрос о военном займе: другими словами, выплата ежегодно 10 млрд. по процентам при долге 166 млрд.… Я бы вынудил лиц, нажившихся на войне, заплатить звонкой государственной монетой за различные ценные бумаги, которые я бы заморозил на двадцать, тридцать или сорок лет…»{155}.

* * *

Исследователи разошлись во мнении, что же сыграло решающую роль в обрушении германской экономики — внутренние или внешние репарации. Дж. Кейнс считал, что ведущая роль принадлежала иррациональным требованиям победителей: «Спекуляция — это последствие, а не причина роста цен». Причину роста цен Кейнс находил в «безрассудных», «порочных» действиях победителей{156}.

Наиболее непримиримым критиком Дж. Кейнса выступил один из апостолов либерализма Л. Мизес: «Утверждение, что эти выплаты (внешние репарации) сделали Германию нищей и обрекли немцев на голод, было бы гротесковым искажением фактов», «инфляция… не являлась результатом Версальского договора»{157}. Причины экономического краха Германии Мизес находил в особом менталитете немцев не готовых к демократии и свободе торговли, в стремлении немецких политических сил к национализму и диктатуре{158}. Гиперинфляцию в Германии, по мнению Мизеса, «вызвала реализация на практике тех же этатистских идей, которые породили национализм»{159}.

Что в данном случае стояло за этатисткими идеями, разъяснял Г. Препарата: «Не (внешние) репарации обусловили германский финансовый крах, они лишь ускорили его наступление. За период с 1919-го по 1922 год Германия уплатила в качестве (внешних) репараций всего около 10% своего дохода»{160}. По мнению Г. Препарата, ведущую роль в обрушении германской экономики сыграли именно внутренние репарации.

Сейчас весьма сложно определить, в чьей версии больше правды, Кейнса или Препараты. Однако несомненно то, что внутренние и внешние репарации выступали совместно и являлись плодом действия одних и тех же радикальных либеральных сил. При этом стоит отметить, что внутренние репарации оказываются для страны гораздо опаснее, нежели внешние, поскольку внешние население воспринимает как внешнюю угрозу, которая мобилизует общество и заставляет его бороться за выживание. Внутренние репарации разъедают, уничтожают страну изнутри, население практически бессильно себя защитить, оно даже не вполне понимает свою обреченность.

Последствия были поистине трагическими. Безработица утроилась, плохое питание в трущобах приводило к врожденным уродствам; согласно скрупулезной государственной статистике дети рабочего класса находились в жалком состоянии{161}. Но настоящая катастрофа постигла средний класс с фиксированными доходами. Гиперинфляции разорила его, в результате, утверждал К. Квигли, «средние классы были в значительной степени уничтожены»{162}. А один из богатейших людей мира Дж. П. Варбург позже признавал: «Крайне сомнительно, чтобы Гитлер когда-либо пришел к власти в Германии, если бы перед этим обесценивание немецких денег не уничтожило средний класс»{163}.