Что делать с этой рукой, Стрельцов не знал. Пожать? Они вроде не на консилиуме соратников. Поколебавшись, неявно, пару секунд, успев присмотреться к старушке, заценить «тяготение к манерам недобитого дворянства», как обозначила это Инга, — строгое платье с воротничком кружевным, макияж (!) на лице и прическа в стиле тридцатых годов, — наклонился и поцеловал ручку.

Тянуло щелкнуть каблуками, сделать кивок головой и присовокупить нечто типа «к услугам вашим!» или «разрешите представиться», на крайняк — «кушать подано!». Пожалуй, с лобзанием ручки он переборщил!

От неловкости спасла Инга, задав новоприбывшим будничный вопрос:

— Обедать будете?

— Хмрю-да! — высказался недовольно Степан Иванович, с явным намеком: «Давно пора!»

— А не я сериалы смотрю до упора! — возразила ему Инга, принимаясь накрывать стол по новой, после их с Игнатом чаепития.

— Хм-хрю! — развернулся к ней задиком кабанчик и дернул хвостиком.

«Вижу я, какие здесь у тебя сериалы!»

Стрельцов поймал себя на том, что переводит все эти «хрю» и телодвижения свиньи на человеческий язык. «Сбрендил от переживаний, верняк!» И поспешил отвлечься от этой мысли, обратившись к бабушке:

— Анфиса Потаповна, вы уж извините нас с дочерью, что мы так неожиданно заявились к вам со своей проблемой, — интеллигентствовал пардоном он.

— Проблема у вас, разумеется, непростая, но решаемая, — подъехав к своему месту за столом, отозвалась маркиза.

— Я наивно предполагал, что Мария рассказывать всем о своем состоянии не станет, — вздохнул Игнат.

— Девочка правильно сделала, что прямо обо всем сказала, — поддержала Машку Фенечка, — чем больше правды, тем меньше домыслов, сплетен, разговоров.

— М-да! — удручился Стрельцов. — Еще предстоят сплетни-разговоры.

— Да бросьте вы, Игнат, печалиться! — лихо предложила Анфиса Потаповна, с задором эдаким. — В каждой семье свои проблемы. У нас самих в избушке такие погремушки, что чужие фигней кажутся!

Стрельцов уставился на нее несколько потрясенно! Ничего себе маркиза! В дружбе со сленгом, может, она еще и на компе вовсю рубится?

— Хрю! — весомо поддержал высказывание Степан Иванович.

— И потом, — усмехнулась Анфиса Потаповна, — вы, наверное, забыли, что теперь вы с Ингой сводные брат и сестра. Ваш папенька считается ее отчимом, а Ангелина вашей мачехой. Какие-никакие, а все-таки родственники.

Инга с Игнатом удивленно переглянулись, осмысливая сей факт. Они как-то раньше об этом не задумывались. А ведь действительно, сводные брат и сестра!

Вот чего Стрельцов меньше всего хотел, так это быть ее братом!

Она вызывала в нем со-о-овсем иные, далеко не братские чувства!

«О как! — подивился данному открытию он. — Оказывается, вот таким образом, Игнат Дмитриевич?»

До последнего момента Стрельцов не отдавал себе отчета, насколько Инга его… как бы это сказать?.. торкнула, что ли, взбудоражила! Вчера он ее даже и не рассмотрел толком, не до того было, а первое впечатление в тусклом свете у дверей сложилось туманно-неопределенное. Маленькая, ему макушкой до плеча. Плотненькая, нет, не то чтобы вся плотненькая, в конкретных местах: грудь-попка-бедра — словом, там, где надо, остальное все тоненькое, небольшое, аккуратненькое такое. Темные длинные волосы, челка непокорная и от этого почему-то сексуальная.

А спроси его: какого цвета ее глаза? Тянет ответить: хорошего.

Ну, разумеется, как нормальный мужик, он присматривался к ней сегодня повнимательней, но не так чтобы с осознанием конкретной целевой направленности, да и разговор у них происходил напряженный и уж слишком для него непростой.

А поди ж ты! Что-то там узрел, заприметил, будоражащее мужские инстинкты и гормоны, и братом становиться ни за что не желает! Природа, мать наша!

Инга наклонилась, расставляя что-то на столе, оказавшись совсем близко от Стрельцова, и он засмотрелся на нее. Оказалось, что у нее очень белая кожа, и забавные, миленькие, еле заметные веснушечки на переносице, и светло-карие глаза со смешинками скачущими, и тонкий маленький носик, и просто умопомрачительные, чуть припухшие губки, и маленькие беззащитные ушки, и запах завораживающий, и…

Стрельцов отвернулся и выругался про себя, скорее от недоуменного потрясения собственной реакцией на нее. Вот именно: «И!» Твою мать!

Он поднялся со своего места. Торопливо, надо признать, поднялся, но не теряя статности вожака стаи.

— Пойду прогуляюсь, — пояснил Стрельцов. — Маша сказала, что они в кино с Федором собрались и только часа через четыре вернутся. Воспользуюсь случаем побродить по Москве.

Достойная, красивая речь суть побег от самого себя, взбудораженного и очень, очень недовольного примитивной реакцией на женщину. А что ему радоваться?! Вот стопудово все эти «и» однозначные и желания не замедлившие ну никуда ему сейчас, никаким боком!

— Конечно, Игнат Дмитриевич, — одобрила данный порыв Фенечка с некоторой потаенной, всепонимающей хитринкой. — Прогулка на свежем воздухе — это очень полезное занятие.

— Спасибо огромное за обед, Инга, — выдержал принятый политес Стрельцов. — Было очень вкусно!

— Да пожалуйста! — удивленная его спешным расшаркиванием, ответила она.

Игнат кивнул уже на ходу и вышел из кухни.

— Он что, сбежал? — недоуменно спросила Инга у бабушки.

— Ретировался, — усмехнулась маркиза, — перспективка быть нашим родственником Игната Дмитриевича, видимо, пуганула.

— Я бы тоже испугалась, — заверила Инга, — отставные дворянки язвят, свиньи высказываются, дочь беременная сбежала с очередным хахалем, а отца окрутила актриса пыльного театра!

— Ну, не все так мрачно, Ингуша! — хохотнула бабушка. — Зато ты у нас светлое и единственно разумное пятно в палитре.

Рубашку Стрельцов себе купил. Подумал — и купил еще одну. Понравилась, и так, на всякий случай. Какой? Туманно.

Дом, в котором жила Инга с семьей — сестра! надо же, сводная! — находился в центре исторической части Москвы. Вернее, в той части, которая еще чудом сохранилась от исторической, стремительно превращаясь в модерновую.

Стрельцов с удовольствием, не спеша, прошелся, заглянул в пару бутиков, где и подобрал себе рубашки, посидел в кафе, выпив хорошего кофе с каким-то навороченным сверх меры десертом. Добрел до следующего кафе, в которое зашел скорее с целью отогреться от пробравшего морозца, чем по гастрономической надобности.

Неспешность прогулки, без конкретного направления и цели, успокаивала, помогая немного разобраться в сумбуре мыслей-ощущений.

Москву Игнат любил.

Такой определенной любовью отстраненного, не проживающего в ней человека, наезжающего иногда, с удовольствием гуляющего по ее улицам, проникаясь характером столицы, темпом, энергией.