Почти весь четвертый день Банкс провел в своем кабинете. А утром поднялся рано, взял в конюшне лошадь и во весь опор поскакал к Чарлзу Картрайту, соседу-землевладельцу, у которого было три дочери на выданье. Там он отчаянно флиртовал с каждой, а за ужином принял вина больше, чем обычно. Потом вдруг резко поднялся, поспешно распрощался и поскакал обратно, понукая лошадь каблуками и хлыстом. К дому подъехал уже ночью, и как был в костюме для верховой езды, прошагал прямо в кабинет. Там взял чистый лист бумаги и без колебаний начал писать:

Моя дорогая Харриет, завтра я отбываю в Лондон. Знаю, мне следовало бы написать вам, но я, как всегда, все откладывал и откладывал. Впрочем, должен признаться, пребывание здесь многое для меня прояснило. Я бы желал по возвращении, чтобы мне было позволено навестить вас для разговора о делах, которые лучше обсудить при встрече, чем упоминать в письме…

Можно сказать, что с Габриэллой меня познакомил попугай ара. Правда, мертвый, но это не важно. Я тогда был молод и полон надежд, а бразильская сельва манила к себе своими неисследованными просторами. Я приехал туда сразу после окончания университета с экспедицией Де Хавилланда. Вскоре Де Хавилланд уехал, а я остался, намереваясь присоединиться к группе из Оксфорда, которая должна была прибыть в конце месяца. Но они задерживались — то ли кто-то заболел, то ли возникли проблемы с деньгами, — но я не возражал подождать. Торопиться было некуда. Нашел себе чистенькую комнатушку с письменным столом и вентилятором. А под кроватью у меня стоял сундучок, набитый исписанными бумагами, потому что уже тогда я задумал эпохальную монографию, посвященную исчезнувшим видам птиц. В то время это казалось возможным.

БОльшую часть дня я спал, а вечерами пропадал в саду консульства, переходил с бокалом в руке от одной группы к другой. Сочинял ночами, быстро, небрежно, одну страницу за другой, озабоченный судьбой странствующего голубя или бескрылой гагарки, и складывал записи в сундучок под кроватью.

И вот наконец прибыла группа, и мы стали готовиться к походу. В один из последних дней ко мне явился Беркли Харрис, который заведовал у нас хозяйством.

— Вы свободны, Фиц?

Харрис никогда не вынимал трубку изо рта. Он носил в любое время длинные шорты и все делал с трубкой во рту, кроме, пожалуй, жевательных движений во время еды. Вот такой это был типаж, который вскоре после войны стал исчезать повсюду в Европе, но еще сохранился кое-где на постколониальных окраинах.

— Я почему спрашиваю? — продолжил он. — В крайнем бунгало есть симпатичная девушка, ей потребовалась помощь с попугаем. Я сказал, что вы тот, кто ей нужен.

Харрис был прав на сто процентов. Когда он привел меня к ее бунгало, она находилась в саду, над чем-то склонилась в тени. Поначалу я ничего не мог разглядеть. Просто стройная фигура, и все. Затем девушка вышла на солнце, и я оборвал фразу на полуслове. Мне доводилось видеть девушек, которые считались красивыми, но таких, как Габриэлла, я не встречал.

— Мисс Мартинес, это Джон Фицджералд. Я уверен, он поможет вам разобраться. Фиц, мисс Мартинес, работает в зоопарке. У нее умер попугай, и она хочет, чтобы вы его сохранили. Набили чучело.

— Это называется «оформить». Понимаете, «оформить». «Набить чучело» мы говорим, когда хотим выразиться грубо.

— Ну что ж, оформить так оформить. В любом случае я вас оставляю. Мне нужно готовить экспедицию. Через два дня выходим.

Девушка пожала мне руку, подождала, пока Харрис скроется в помещении, а затем заговорила. Голос у нее тоже был особенный.

— Он ошибается, мистер Фицджералд. Я не работаю в зоопарке, и это не обычный попугай.

Я рассмеялся:

— Для Харриса это нормально. Так чем я могу вам помочь, мисс Мартинес?

Она посмотрела мне в лицо. Глаза у нее были очень искренние и серьезные.

— Я только что потеряла редчайшую птицу в мире.

Едва ли можно выбрать лучший повод для знакомства.

У Габриэллы, которая сейчас сидела напротив меня за столом в кухне, были те же самые искренние и серьезные глаза. Она внимательно смотрела с той же полуулыбкой, изучала мое лицо с той же обезоруживающей заботой. Я налил в бокалы вино.

— За исчезнувших птиц! — произнесла она, поднимая бокал.

Я хотел предложить выпить за другое, но возражать не стал.

— Давай за исчезнувших.

Наши бокалы соприкоснулись с легким звоном.

— Рада тебя видеть снова, Фиц. Вчера у нас не было возможности побеседовать.

— Да, я заметил.

Габриэлла обхватила ладонями бокал и начала его мягко покачивать, заставляя кружиться вино.

— Я хотела позвонить тебе, но ведь ты не отвечал на мои письма. А когда Карл спросил насчет тебя, я решила, что это подходящий повод.

Хотелось сказать, что ей не нужно было никакого повода, но я промолчал. Мы посидели недолго, посмотрели друг на друга, не зная, о чем говорить. Габби стала рассказывать о своем проекте в Амазонии, насколько он продвинулся с тех пор, как мы виделись в последний раз. Ее глаза зажглись. Она сообщила об успехах, о том, какие трудности удалось преодолеть, как все это было непросто. Оживилась еще больше, когда обнаружилось, что я в курсе последних событий в науке: биогеография островов, заповедные коридоры — то, с чем связан ее проект. Разумеется, мы старательно избегали упоминать о нашем прошлом, о том, что осталось позади. О последних днях вместе, о фотографии около моей кровати. Зато подробно обсудили изменение пропорциональных соотношений вымирающих видов и секторные диаграммы. Постепенно подошли и к вчерашнему вечеру. Я знал, что этим все кончится.

— Я хотела спросить тебя, Джон. — Габриэлла поставила бокал и завела руки за шею, словно вытаскивая волосы из-под воротника. Знакомый жест. — Тебе ведь не очень понравился Карл, верно?

— А что, он должен был мне понравиться?

— Не обязательно. Я думала, ты заинтересуешься его предложением.

— Хм, это забавно, что он предложил мне пятьдесят тысяч долларов за то, чтобы я позвонил несколько раз по телефону.

— Я говорила ему, что не надо заводить разговор о деньгах. Ты либо согласишься ему помогать, либо нет.

— Ты была права, я не стану ему помогать.

Она посмотрела на меня, и я увидел знакомую вопросительную напряженность во взгляде. Казалось до абсурда нормальным вот так беседовать с ней, будто мы продолжали разговор, начатый неделю назад.

Габби встала, обошла стол и села рядом. Наклонилась ко мне:

— Давай я расскажу тебе о Карле.

— Не уверен, что хочу этого, — промолвил я, чуть покачав головой.

— Позволь мне все же рассказать тебе, Фиц. Он совсем не такой, как ты считаешь. Вчера я видела это в твоих глазах и сознавала, что, наверное, поэтому ты и не захочешь ему помогать.