— Энди? — Она вздрогнула от неожиданности, когда тот усадил ее на антикварный, красного дерева стол.

— Твоего роста недостаточно, чтобы целоваться с удобством, — усмехнулся он, зарываясь пальцами в гущу ее темных шелковистых волос.

Не успела Мари разгадать его намерений, как он властно раздвинул ей колени, потом подхватил бедра руками и притянул ее к себе гораздо более интимным образом, чем когда она стояла рядом с ним. Сейчас, когда ее ноги находились по бокам плотно прижавшегося к ней Энди, Мари вдруг почувствовала себя очень беззащитной и уязвимой. Она предприняла судорожную попытку натянуть юбку на оголившиеся бедра. Всей силы ее страсти оказалось недостаточно, чтобы заглушить панику, возникшую при мысли о том, что его действия приобретают все большую интенсивность.

— Что ты делаешь? — воскликнула она.

Он взглянул на Мари сверху вниз, явно не понимая ее тревоги.

— А что такого?

— То есть как? Ты собрался овладеть мною прямо на столе и еще спрашиваешь, что в этом особенного?

Энди вдруг потух, словно выключенная лампочка. Он выпрямился и закрыл глаза, спрятав от Мари их выражение.

— Возня на столе абсолютно исключена! — с чувством добавила она. Мысль, что Энди обращается с ней, как с деревенской дурочкой, обожгла ее словно кнутом. — Бывало, мне попадались не слишком разборчивые ухажеры, но даже они не пытались повалить меня на стол…

— Что ты говоришь! — усмехнулся Энди. Видя, как она сражается с неподатливой узкой юбкой, он отступил на шаг, позволяя ей сдвинуть ноги.

— Что слышишь! — отрывисто произнесла Мари. Ей было трудно говорить из-за подступивших к горлу слез. — Я требую уважения к себе. Необходимо установить границы того, что ты называешь «удовлетворить любое желание»…

— Насколько я понял, стол выходит за рамки дозволенного?

— Совершенно верно.

— Иными словами, ты не слишком любишь приключения?

— Нет, если речь идет о лифтах и столах, — подтвердила Мари, спрыгивая на пол и поправляя юбку дрожащими руками.

— Вообще-то у меня не было намерения окончательно оформить наше соглашение на этом столе…

Слишком смущенная, чтобы посмотреть ему в лицо, Мари дернула плечом.

— Откуда мне знать, что у тебя в голове? Ты застал меня врасплох.

— Тебе знакомо такое выражение, как «предварительные эротические игры»? Хотя ладно, оставим это… Думаю, нам следует составить список.

— Какой еще список?

— Перечень тех мест, где сексуальная активность запрещена. И, раз уж мы затронули данную тему, не подскажешь ли, какие еще стороны отношений между мужчиной и женщиной ты относишь к разряду извращений? Лучше выяснить это до того, как я лягу с тобой в постель.

Увидев блеск в потемневших карих глазах, Мари побледнела.

— Ты находишь все это забавным, верно?

— Ничуть. Я просто очарован. За все время моего общения с женщинами у меня еще ни разу не происходило подобного разговора, — мягко произнес Энди. — Похоже, твоя мать в конце концов одержала надо мной победу. Только не подумай, что я хочу каким-то образом очернить память о ней…

Горло Мари сжалось так сильно, что ей стало трудно глотнуть воздух. Казалось, еще минута, и она разразится слезами. Меньше всего ей сейчас помогло упоминание об умершей матери. И уж совсем не готова она была нынешним вечером поступиться привитыми Жюстиной принципами.

Мари прикусила губу. Ее неосведомленность в некоторых вопросах жизни привела к тому, что она очутилась в глупом положении. Скорее всего, Энди просто собирался поцеловать ее или прикоснуться к ней чуть более интимно, чем до сих пор. А ей почудилось Бог весть что, и она разыграла трехактную трагедию, при этом выставив себя круглой идиоткой.

— Рада, что дала тебе повод посмеяться, — с болью в голосе прошептала Мари.

Энди тихо вздохнул, потом взял ее за руку и потянул к себе. Мари подчинилась, лишь когда противиться уже стало невозможно.

— Мне вовсе не смешно.

— Врешь, — шмыгнула она носом.

— Ты выглядишь так сексуально. Мне даже в голову не пришло, что, будучи одетой таким образом, ты вдруг испугаешься самых простых вещей.

— Я не испугалась. — Мари вдруг представилась чопорная викторианская девственница, в панике запрыгивающая на стул и оглашающая дом пронзительным визгом при появлении крохотной мышки.

— Ну, скажем, обиделась. Но всё это уже в прошлом, — хрипловато шепнул Энди. — Иди наверх. Я позвоню твоему отцу и присоединюсь к тебе.

Мари напряженно застыла. Прежняя нервозность мгновенно вернулась к ней.

— Куда именно идти?

— В мою спальню. Ах да, ведь ты никогда не бывала на втором этаже. Давай-ка я тебя провожу…

— Не стоит. Просто скажи, где находится твоя комната.

Однако он не успел этого сделать, потому что тишину библиотеки вдруг прорезал телефонный звонок.

— Это моя частная линия. Я должен ответить. -Он снял трубку и поднес к уху. — А ты поднимись по лестнице и войди в первую дверь справа… Нет, стой!

Энди быстро переговорил с кем-то, не спуская с Мари напряженного взгляда.

— Похоже, все складывается против нас, — хмуро произнес он, кладя трубку. — Это звонил мой отец.

— Вот как? — Мари вновь почувствовала себя не в своей тарелке.

— Он звонил с ближайшей автозаправки. Сказал, что скоро будет здесь. Какое-то срочное дело, которое не может подождать до завтра… — Энди порывисто провел пальцами по волосам. — Похоже, он очень взволнован, что вообще-то на него не похоже.

— В таком случае я пока пойду к своему отцу. — Мари обрадовалась возможности улизнуть.

— Нет. — Это короткое слово было произнесено очень тихо, но заставило ее замереть на месте. — Ты вполне можешь посидеть в моей спальне. Отец туда не войдет. Он не целовал меня на ночь с тех пор, как мне исполнилось пять лет, — усмехнулся Энди. — Впрочем, я не собираюсь тебя прятать. Через некоторое время ты можешь спуститься. Ведь рано или поздно отец все равно узнает о нас.

Мари испуганно забегала глазами по комнате.

— Лучше, если это случится без меня.

— Трусиха! — улыбнулся Энди. Потом, не удержавшись, он потянулся к ней и запечатлел на ее губах страстный поцелуй. — Ладно, ступай.

Мари поспешно направилась к двери.

Вернувшись в холл, она взяла свою дорожную сумку и собралась было повернуть к лестнице, как вдруг обнаружила за спиной Салли.

— Насколько я понимаю, ты остаешься? — тихо поинтересовалась та. — Детка, тебя не пугает, что сердце твоего отца будет окончательно разбито?

Мари выпрямилась, собирая воедино остатки достоинства.