Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аделаиде тихонько заплакала. Лицо у нее было грязным, под носом — корка от соплей, слезы оставляли на щеках две блестящие полоски, как будто улитка проползла.
— Запомните раз и навсегда, — строго сказала учительница, — отныне все будет по-другому. Сегодня я буду снисходительна. Но завтра, если вы не придете начищенные до блеска, как две новехонькие монетки, я покажу вам где раки зимуют!
Элиза и Розальба ходили в школу одной дорогой. Они выходили из дома без двадцати восемь, хотя идти было совсем недалеко, а первый звонок звонил только в четверть девятого. Им нравилось подходить к школе, когда сторож еще не открыл ворота и можно спокойно поиграть с другими ранними пташками или просто поговорить.
К тому же им еще надо было зайти в кондитерскую Манна, где Розальба завтракала за стойкой чашкой горячего шоколада и трубочкой со сливками.
— Хочешь откусить? — щедро предлагала она. Элизу дважды просить не приходилось. На глоток шоколада она тоже соглашалась. Потом с усами из коричневой пены подруги продолжали свой путь.
Если погода была хорошая, они делали крюк через городские сады, которые в этот час поливали и где в сезон всегда можно было найти божью коровку на живой изгороди или мохнатую желто-коричневую гусеницу, упавшую с веток дуба.
На следующий день после первой проверки чистоты и порядка синьоры Сфорцы Элиза и Розальба как раз шли через городские сады, когда заметили возле пруда с красными рыбками две знакомые фигуры.
— Смотри! Это Аделаиде и Иоланда! — воскликнула Элиза. — Что они делают?
Две девочки поставили на землю портфели и нависли над водой.
— Осторожно, не свалитесь в воду! — крикнула Розальба. — Утонуть можно даже там, где мелко.
— Что вы делаете? — спросила Элиза, подходя ближе.
— Моемся, — робко ответила Иоланда.
— Иначе… иначе учительница… — попыталась объяснить Аделаиде.
Розальба смерила их с ног до головы критическим взглядом.
— Мы вам поможем, — сказала она.
Они намочили носовые платки, выжали их и стали тереть со всей силы шеи, уши, щеки…
Это оказалось почти так же весело, как играть в кукол и вскоре все четверо смеялись, брызгались водой и дурачились, как закадычные подружки.
Когда спустя полчаса весь класс вскочил на ноги для проверки, Элиза бросила удовлетворенный взгляд на последнюю парту слева. Лица Иоланды и Аделаиде блестели и немного раскраснелись от спешки. Уши были вычищены снаружи и изнутри, шеи, руки и колени тоже. Учительница могла быть довольна.
Но синьора Сфорца и на этот раз остановилась в метре от девочек, скривив нос.
— Что за благоухание роз! Что за запах фиалок! — воскликнула она. — Сегодня вы вылизались, как кошки. Вы что, думаете, вам хватит простого умывания?
Тогда только Элиза осознала, что хоть лица и вымыты, но платья, чулки, волосы остались прежними.
— Что я вам вчера обещала, дорогие? Уже забыли? — угрожающе спросила учительница.
— Простите, синьора, но они же не виноваты, если няня… — встряла Эмилия Дамиани, которая терпеть не могла воду, и старая няня каждый вечер насильно погружала ее в ванну.
— Какая же ты глупая, Эмилия! Откуда у них взяться няне! — перебила ее Звева Лопез.
— Как раз поэтому они должны учиться сами нести ответственность за свой внешний вид, — сказала учительница.
Приска изо всех сил сжала Элизину руку, вонзая ногти ей в ладонь. Розальба подняла крышку парты и захлопнула ее. Бам!
— Что происходит? — грозно спросила учительница.
— По-моему, сегодня они достаточно чистые, — с вызовом сказала Розальба.
— Ах так? Правда? Ты думаешь, что разбираешься в этом лучше меня, Кардано? Тогда помоги мне. Иди сюда, я сказала!
Растерянная Розальба встала и подошла ближе.
— К примеру, вот эти прекрасные белокурые косы кажутся тебе достаточно чистыми? — спросила учительница, приподнимая линейкой косу Аделаиде. — По-твоему, они хорошо пахнут? Ну же, понюхай! Понюхай вблизи!
Аделаиде задрожала. Розальба понюхала и сказала:
— Пахнут изысканно.
— Правда? Тогда слушай, раз тебе не противно их трогать, подержи-ка их вот так секунду.
Розальба послушалась, недоумевая. Учительница в мгновение ока положила линейку, достала из кармана ножницы и решительно — чик-чик! — срезала под корень обе косички.
— Спасибо, Кардано. Если хочешь, возьми их себе на память. Уверена, твоя подруга Гудзон не против. Можешь заняться разведением вшей.
Потом она посмотрела на Аделаиде, которая застыла у парты, широко открыв налитые слезами глаза.
— А ты, Запах Фиалок, чего хнычешь? Мне в классе плаксы не нужны. Выйди и умойся. Или лучше иди-ка домой, пусть мама полюбуется твоей новой прической.
На следующий день Аделаиде появилась в школе остриженная почти наголо, как мальчишка или чесоточная, и с синяком под правым глазом.
— Что случилось? — поинтересовалась Розальба на перемене.
— Ее мама побила, — объяснила Иоланда. И добавила со злостью:
— Ты могла бы и помолчать вчера с учительницей! Кто тебя просил совать нос не в свое дело?
— Что? — воскликнула Приска возмущенно. — Вместо того, чтобы жаловаться на несправедливость учительницы, она разозлилась на Розальбу, которая ничего не сделала? Это нечестно.
— Давай расскажем твоему папе, — предложила Розальба, — он привык защищать людей.
Но адвокат Пунтони даже слушать их не захотел.
— Приска, я тебя предупреждал с того дня, как ты начала ходить в детский сад. Никаких жалоб, никаких обвинений, никаких сплетен. Ты должна научиться справляться сама. Школа этому тоже учит.
«Я так и знала, — подумала Приска, — от взрослых ничего хорошего не жди».
Она так злилась, что схватила один из своих ежедневников и стала писать.
Жил однажды один синьор, синьор Марио, жена его умерла оставив его вдовцом с тремя детьми: двумя девочками и мальчиком.
Старшей дочери, которую звали Розетта, пришлось бросить школу и присматривать за братом и сестрой, которым было пять лет и три года. Розетте было одиннадцать и она не очень-то умела убирать дом, готовить, стирать и так далее. Хуже всего ей удавалось содержать в порядке детей, которые ходили непричесанные, в ботинках разного цвета, нижнем белье поверх пальто, с липкими от варенья руками и все в соплях. Зато у них всегда было хорошее настроение, потому чтя Розетта с ними играла, рассказывала им прекрасные сказки, пела им песни и разрешала есть все что угодно.