Я переложил вновь обмякшую девицу на кушетку. Расстегнув верхние пуговки кофты, отодвинул ее руку и засунул под мышку электронный градусник так, чтобы были видны циферки на жидкокристаллическом дисплее. Они стремительно менялись, и когда добежали до 39,7, я вынул градусник, даже не дождавшись характерного пиканья, которым прибор сообщает об окончании измерений.

– Девочка, очнись! – Я потряс ее за плечо. Она не отвечала. Я похлопал ее по щекам: – Открой глаза, быстро!

Она что-то пробурчала в ответ, но глаза полностью так и не открыла. Ситуация становилась неуправляемой. Что делать? Вызывать «Скорую» по понятным причинам не хотелось. Что я им скажу? Судорожно начал вспоминать, что нам в таких случаях советовал делать меланхоличный майор Жевелко, учивший нас, желторотых, искусству выживания. Вот у него-то были рецепты на все случаи жизни. Поговаривали, что свою «методичку» он проверял на себе, питаясь месяц одними лягушками и дождевыми червями. А те, кто не смог сдать ему зачеты с первого раза, утверждали, что Жевелко и в городе не меняет своего рациона.

Собравшись с мыслями, я сбегал на кухню, достал из холодильника кристалловскую «Гжелку», а из шкафа – мягкую, еще не распечатанную банную губку.

Вернулся в комнату, подвинул стул к кушетке, сел рядом и собрался с духом. Она лежала на спине, дышала прерывисто и тяжело. Глаза закрыты. И без того короткая юбка из кожзаменителя задралась, открыв белые бедра. Из расстегнутой кофточки частично виднелась красивой формы грудь. И то и другое не вызывало у меня ни малейших сексуальных ощущений по элементарной причине: я сильно испугался. Пожалуй, даже очень сильно. И чем дальше, тем мне становилось страшнее. Если она вдруг умрет, это станет бедой, которую я уже не перенесу. Все вдруг смешалось в моей уставшей от жизни голове, и эта сумасбродная девица показалось мне частью моей судьбы. Может быть, главной частью.

Из ступора меня вывело Катино поскуливание.

– Катерин, спокойно, – стряхнув оцепенение, сказал я. – Нечего раньше времени хоронить девицу. Лучше заняться ее лечением.

Призвав на помощь всевышнего и майора Жевелко, я негнущимися пальцами расстегнул до конца пуговки белой кофты, потом «молнию» на боку черной юбки. Полы кофточки откинул в стороны, вытащив из рукавов безвольные горячие руки, а юбку просто стащил через ноги. С колготками мучиться не пришлось, потому что сумасшедшая девчонка была без колготок. Если верить майору Жевелко, надо было бы снять и трусики, но что-то я неожиданно засмущался, ограничившись лифчиком.

Теперь девчонка лежала почти голая и еще менее сексуальная, чем пять минут назад. Ничего, кроме жалости, она у меня не вызывала. Но жалости острой, пронизывающей.

– Зайчик ты мой, – неожиданно сказал я и потрясенно покачал головой. Подобных слов я не произносил лет двадцать пять, с раннего детства.

Но – сантиментов достаточно: я открыл бутылку, налил водку в пиалу, добавил чайную ложку столового уксуса и окунул в пиалку губку. Слегка отжав, я стал протирать раствором тело девчонки.

Начал с лица, осторожно промокнул горящие щеки, потом лоб, дальше шею, плечи, грудь. Руки оставил на потом. Когда, пройдя до пяток, вернулся к рукам, почувствовал, что бешеного жара уже нет. Резко увеличенная теплоотдача сработала, и температура немного упала. Это, конечно, не лечение в полном смысле слова, но мне сейчас нужно было вытащить ее из критического состояния.

Наконец она очнулась – и я никак не ожидал от нее такой прыти!

– Не трогай меня! – закричала она, судорожно пытаясь одновременно и от моей руки с губкой отбиться, и прикрыться краем простынки. Я пытался объяснить ей, что вовсе не трогаю ее, но она как будто совсем спятила. Мне даже пришлось применить силу: я просто прибинтовал ей руки к туловищу второй простыней.

– И не вздумай орать, – предупредил я ее. – Иначе придется заткнуть рот. – Может, и жестоко получилось, но что я объясню милиции, если ее вызовут бдительные соседи? Стенки-то в «хрущевках» тонкие!

Она, почувствовав свою физическую беспомощность, вдруг жалобно и как-то по-ребячьи заплакала. Рядом в унисон заскулил Катерин.

– Ребята, кончайте! – заорал я на обоих.

Катерин заткнулся, а девчонка продолжала всхлипывать.

– Не реви, – сказал я ей. – Ты же видишь, я тебе ничего плохого не сделал. Будет полегче, уйдешь, когда сочтешь нужным. Хочешь, позвоним твоим родителям?

– Нет, – вдруг ответила она. – Не надо звонить.

– Хорошо, не буду, – согласился я. Пусть успокоится, а там видно будет.

Катерин подошел к краю кровати, снова начал лизать ей щеку. Я не препятствовал, поскольку девчонка явно успокаивалась. Но когда я попытался повторить процедуру, она снова стала яростно сопротивляться, правда, уже молча.

– Все, хорош, – разозлился я и вставил ей под мышку термометр. Тридцать восемь и шесть – не слишком хорошая температура, но совсем не то, что было. – Короче, говори, куда тебя отвезти, и там болей в свое удовольствие.

Девчонка молчала.

В этот момент в дверь позвонили.

Я открыл тете Даше, и она вошла, стремительно, как и четверть века назад, неся свое грузное тело.

– Что, деточка, заморозил тебя этот охламон? – спросила она у девчонки. Та молчала.

Тетя Даша, не обращая на это внимание – она всегда была самодостаточной женщиной, – села на стул рядом с кушеткой, легким движением руки согнав с него меня.

– И собаку убери, – заодно приказала она, – развели здесь псарню!

Катерин сразу зарычал, и я от греха подальше ушел с ним во вторую комнату.

Когда минут через двадцать я был вызван в «палату», девчонка уже спала, а тетя Даша, еще раз объяснив мне мое место в этой жизни, дала указания по дальнейшему приему лекарств, после чего удалилась.

Я остался сидеть на стуле, обдумывая житье. Такое ощущение, что от меня ничего и не зависело. Бандиты угоняют автобусы, я, абсолютный солдат, оказываюсь вне армии, падают под колеса безумные девчонки. Что к чему?

Катерин подошел сбоку и толкнул меня носом под локоть. Я согласился и пару раз погладил его по длинному узкому лбу. Катерин от этого просто тащился, и, когда я убрал руку, он снова начал меня толкать, требуя продолжения банкета.

– Уймись, – с легкой угрозой сказал я зверю. Катерин обиженно отошел и, покрутившись на месте, угнездился на полу.

И тут яростно затрезвонил телефон. Я схватил трубку, испугавшись, что проснется девчонка. Но она, видно умаявшись от жара, к счастью, не проснулась.

– Серега, привет! – узнал я голос шефа.

– Здравствуйте, Ефим Аркадьевич!

– Я сейчас на рекламном фестивале и через некоторое время буду не вполне трезв. Ты не смог бы за мной заехать?

Черт возьми, неприятная ситуация. У меня хороший шеф, в нерабочее время он грузит меня не часто, и, кроме того, я катаюсь на его машине. Но как сейчас уехать от этой длинноногой курицы?