Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А ты спросил у него, куда они идут, эти солдаты?
— Он бы не сказал. Только… они были не совсем солдаты.
— Как это?
— Думаю, они действовали против приказа, вне закона. Просто объединились с определенной целью. Они уже не молодые, возраста моего отца. А еще, — вспомнил я, — в одном грузовике был большой зеленый ящик, размером с хороший холодильник, с какой–то непонятной аббревиатурой, я расшифровал только конец — «армия США».
— Ну да, тогда блокпосты выглядят вполне логично. Может, эти люди — первая разведывательная группа, отряд опережения, а за ними придет настоящая помощь, спасатели… Я думаю, как–то так.
— Может и так, только знаешь, что странно: Старки, с которым я разговаривал, сказал, что им удалось обойти блокпосты и так попасть в город.
— Обойти?
— Именно. Я еще тогда подумал: значит, предполагается, что их здесь быть не должно.
— А они не объяснили тебе, что случилось?
Я отрицательно покачал головой.
— Я пересказал все почти слово в слово.
Мне стало легче после разговора с Рейчел, показалось даже, что она понимает некоторые вещи лучше, чем я.
Я постарался есть медленнее и чуть не подавился от смеха.
— Ты чего?
— Отвык есть в компании. Я двенадцать дней заглатывал еду, как удав, и все.
— Не бери в голову.
— Понимаешь, я, как умел, старался не сойти с ума. Ни секунды не сидел без дела: изучал здание, приготовил на крыше сигнальный костер, высматривал на улицах и на горизонте признаки помощи.
— Работа помогает. Когда занят, не так тяжело.
— Ты ведь тоже постоянно трудилась. Я выжил только благодаря тому, что не сидел на месте, — ну, и без удачи не обошлось.
— Мы оба родились в рубашке, — сказала Рейчел налив нам по кружке колы. — Ты все время жил на верхних этажах Рокфеллеровского небоскреба?
Я кивнул.
Дзынь–дзынь — чокнулись мы кружками с колой.
В глазах Рейчел отражалось теплое пламя камина.
— И больше нет выживших?
— Я никого не видел. Но точно сказать нельзя. Может, люди отсиживаются по офисам и квартирам, выжидают, пережидают, надеются, что придет помощь или смерть — ведь рано или поздно что–то должно случиться.
— Ты знаешь, а я так и думала. Мне казалось, что ты должен был видеть других людей.
— Нет, я совсем один. У тебя есть родственники на Манхэттене? — тихо спросил я, глядя, как поднимается дымок от чашки с супом.
— Нет, почти вся моя родня живет на юге Калифорнии. Я здесь уже три с половиной месяца, снимаю квартиру в Вильямсбурге — это стразу за Ист–Ривер.
Я молча куснул печенье и отхлебнул супа.
— Мне нечем было их кормить.
— Ты о чем?
— О белых медведях. У меня мало корма — на всех не хватило бы, поэтому я выпустила медведей.
Неужели она считает, что я осуждаю ее, не одобряю ее решений и поступков?
— Они не пропадут. Сейчас зима, будут держаться снега и выйдут на север, домой…
— Я им даже завидую, — сказала Рейчел.
— Потому что они сильные?
— Да, пожалуй. Они сильные и обладают врожденным чутьем, чтобы выжить во враждебных условиях и найти дорогу домой. А мы сотни, тысячи лет слабели, превращались в ленивых тюфяков, и теперь шансов выжить у нас — кот наплакал.
За зашторенным окном бушевала непогода. Мне нравилось есть в компании, только вот для Рейчел наш ужин был чем–то вроде обязанности, повинности: она ела, только чтобы завтра у нее были силы кормить и поить животных — ведь без нее они умрут. Скрестив ноги, обхватив пустую чашку ладонями, она смотрела на огонь.
— Ничего, если ты ляжешь здесь? — спросила она, указав на стопку одеял, на которой я сидел.
— Без проблем.
Я расстелил одеяла, выключил фонарик, забрался в теплое «гнездо» и стащил с себя мокрую одежду. Рейчел молча взяла у меня джинсы, рубашку и аккуратно развесила их на стуле возле камина.
— Спасибо, — сказал я.
Она присела возле огня, пошевелила угли кочергой, подложила еще одно бревнышко и пошла ложиться, выключила лампу. В темноте я завороженно наблюдал, как пляшут, отражаясь на потолке, красноватые языки пламени. В маленькой комнате мне было тепло и уютно — наверное, лучше, чем когда–либо до этого.
— Я могу остаться и помогать тебе. Хочешь?
Рейчел молчала, но я знал, что она не спит и все слышит.
— Или…Или я найду Фелисити, и мы — если ты согласишься, — мы вместе попробуем выбраться с Манхэттена.
Конечно, бесполезно было предлагать это Рейчел: ни за что, никогда она не согласится бросить своих беззащитных подопечных. Я был уверен, что где–то в глубине души ей очень хотелось домой, но она не могла — просто не могла — оставить зоопарк. Что должно было случиться, чтобы Рейчел передумала?
Она долго молчала, и я уже начал засыпать. Вдруг Рейчел заговорила. По голосу стало ясно, что она и не думала спать, а внимательно слушала меня, взвешивала «за» и «против».
— Что бы мы ни решили — особой разницы нет.
— А что мы можем решить? Мы застряли в этом городе: ни туда, ни сюда.
11
Наступило ясное солнечное утро, но просыпаться никак не хотелось. Я перекатился с бока на спину и лежал, уставившись в потолок. На какое–то время мне удалось забыть, где я. Впервые за тринадцать дней я спал крепко и спокойно.
Часы показывали четверть десятого. Я потянулся: из–за лежания на твердом болела спина. Посплю еще пару минут, подумал я и стал проваливаться в сон. Вдруг подскочил на постели, как от внезапного толчка: двадцать минут десятого! Меня замутило от страха. Я же обещал ждать Фелисити возле входа на каток! Нельзя опаздывать!
За ночь одежда высохла — спасибо Рейчел. Кроме того, она оставила мне чистую футболку и пайту с капюшоном. На столе лежало десятка полтора радиоприемников — вернее, портативных раций. Видно, через них переговаривались служащие зоопарка. Но ни одна не работала, потому что сели аккумуляторы. Я засунул две штуки и зарядное устройство в рюкзак: подключу к генератору в своем небоскребе. Да вообще, нужно как можно скорее добыть для Рейчел генератор.
Завтракать я не захотел, хотя на столе стояли растворимая каша и молоко: времени не было.
Рейчел кормила в вольере обезьян. Я не стал звать ее: просто ждал, пока она выйдет, переступая с ноги на ногу, чтобы не замерзнуть.
— Ты уходишь? — спросила она совсем без удивления, не прерывая работы: будто у нее и секунды нет остановиться и поговорить.
— Ненадолго, — ответил я. Пришлось почти бежать, чтобы догнать ее и идти рядом.