И Глеб, бросившийся было к лошадям, вернулся.

А Светлана поняла наконец, почему все происходящее она видит размыто и как бы необязательно. Просто взгляд прикован к другому. В столбе на уровне ее груди торчал длинный узкий нож.

Потом, когда в событиях возникали паузы: например, в вагоне поезда по пути в Корсак, или в каюте «Музгара», или в дешевом номере гостиницы «Тихая пристань», где он целыми днями лежал, не желая хоть как-то заявлять о себе окружающему миру, – Глеб пытался восстановить в памяти полную картину происходившего в этот вечер, первый вечер ненормальной, неправильной жизни, – и так и не сумел никогда этого сделать. Наслаивались чужие рассказы, события менялись местами в цепочке последовательностей, что-то главное упорно ускользало. Так, он совершенно не помнил, что вынес из огня один, на руках, лорда Сайруса – но знал, что да, он это сделал, раз это видели другие и сам лорд, хоть и сквозь опиумное полузабытье, тоже видел его и разговаривал с ним. Самому Глебу казалось, что вид распростертого у подножия лестницы Лоуэлла: запрокинутая голова, фонтанирующая кровью рана от уха до уха, руки все еще судорожно скребут по ковру – поразил его настолько, что он застыл перед ним и простоял так долго, что упустил убийцу, – но Олив сказала, что он лишь мельком взглянул на труп и метнулся к двери, и через секунду раздались два его выстрела, и Светлана подтвердила, что все произошло почти мгновенно… С другой стороны, никто не мог припомнить, как начался пожар – казалось, никакого начала не было, огонь уже бушевал, когда… но ведь и этого быть не могло, не так ли?

Дом спас дворецкий Виктор. Единственный из слуг, он не растерялся при выстрелах, при криках, при виде дыма и пламени: взобрался на чердак и открутил кран специально для таких целей установленной бочки; через трубочки под потолком полилась вода. Потом Виктор вылез на крышу и по водосточной трубе спустился на землю. Когда подъехали пожарные, огня уже не было, но валил из разбитых окон удушливый вонючий дым.

Больше всех пострадали Констанс и секретарь Лоуэлла, Тревор. Они пытались спасти какие-то документы из кабинета мистера Бернсайда, несколько раз бросались туда, в огонь… Ничего у них не получилось. Констанс с опаленным лицом и руками, Тревора, наглотавшегося дыма, – отвезли в госпиталь. Остальные отделались легко.

Потом был какой-то неприятный разговор с полицейским следователем. Настолько неприятный, что присутствовавшая здесь же леди Светлана не выдержала: «Как вам не стыдно! Что вы себе позволяете? Оставьте эти грязные намеки!» Следователь посмотрел на нее, пожал плечами и удалился. «Совсем обнаглели…» – жалким голосом сказала Светлана и вдруг заплакала.

Было всего лишь девять часов.

– Так, – сказала Олив. – Командование переходит ко мне…

Вдали заворочался гром.

После третьего роббера Сайрус отложил карты, встал молча, увернул газ в висящей над столом лампе и подошел к окну. Только теперь Светлана поняла, что к дроби дождевых капель добавился мелкий частый треск.

– Палят из магазинок, – помолчав, сказал Сайрус. – Где-то у Якорной заставы.

– Наверняка у мятежников были сообщники на берегу, – сказала Олив.

– Да. Или они высадились на берег сами.

– А войск в городе практически нет, – напряженно сказал Глеб.

– Войска – это еще не все, – непонятно сказал Сайрус. – Хотя, конечно, Господь всегда на стороне больших батальонов, но… Подождем. И не волнуйтесь так, друг мой, – повернулся он к Глебу. – То, что вы здесь, а не там, не наносит урона вашей чести. Согласитесь, что нельзя единственному мужчине покидать трех женщин и раненого.

– Думаю, мне лучше спуститься вниз, – сказал Глеб. – Иначе, если начнут ломиться в дверь, я могу не успеть.

– Глеб прав, – сказала Олив. – Извини, Сайрус, я тоже покину тебя. А ты ложись спать. Вернее – садись спать.

– Я спал весь день, – возразил Сайрус. – Или ты думаешь, что я способен на большее?

– Как скажете, милорд. Тогда – оберегайте сон вашей очаровательной супруги. Похоже, ей нужно лишь доползти до кровати.

– К сожалению, нет, – сказала Светлана. – Я внутри вся подпрыгиваю. Олив, у тебя здесь можно добыть стакан теплого молока?

– Сейчас узнаю…

Олив подергала свисающий с потолка витой желтый шнур. Где-то в недрах квартиры тренькнул колокольчик.

Через минуту раздались шаги. Редкие и тяжелые.

– Да, мэм?

– Сью, у нас не осталось молока?

– Молока, мэм? Вы сказали: молока?

– Да, Сью. Стакан теплого молока для леди.

– Я поняла, мэм. Сейчас вспомню. Нет, мэм, молока нет. Но если нужно средство от бессонницы, я могу сделать миндальный крем.

– Светти, ты будешь миндальный крем?

– А что это такое?

– Миндальное молоко с ликером. Очень вкусно и прекрасно успокаивает.

– Хорошо. Я буду пить миндальный крем…

Почему-то голос ее зазвенел, и Светлана замолчала. Эй, что это с тобой? Да нет, ничего страшного. Просто переволновалась. Просто устала. Жуткий день. Жуткий бесконечный день и жуткая ночь впереди…

С новой силой и ближе, гораздо ближе донеслась трескотня винтовочных выстрелов.

– Констанс сойдет с ума, – Светлана решительно встала. – Пойду попроведаю ее.

Час назад Констанс вернулась из госпиталя – вся в бинтах, пахнущая рыбьим жиром.

– Не стоит, – сказал Сайрус. – Я знаю ее, поверь… не стоит.

– Зря мы притащили ее сюда, – сказала Олив. – Надо было ей остаться при доме, а мне – при ней… Сью, сделай кувшинчик крема – и принеси бутылку бренди. Впрочем, забыла, бренди есть и тут… – она сама встала и открыла бар. Там, в полумраке и тайне, замерцало разноцветно и хрустально. – Да, Сью, – только крем.

И Сью удалилась, медленно и чинно, походкой тяжелой языческой жрицы каменного бога. Олив наполнила бокалы.

– Нас четверо, – сказала она. – Двое – русские безусловно, да и во мне четверть русской крови. Поэтому давайте вспомним обычаи Палладии. А там с теми, кто остался чудом в живых, пьют братскую чашу. Сайрус, не надо морщиться. В чужих обычаях ничуть не меньшая мудрость. Но я хочу сказать немного о другом. Сай, один человек сегодня вынес тебя из воды и из огня. Поверь, такого не бывает просто так. Это знак, это намек свыше. Светти, и ты дважды избежала смерти: от огня и от холодного железа. И Глеб остался жить благодаря стечению обстоятельств – по крайней мере однажды…

– Был и второй случай, – неожиданно севшим голосом сказал Глеб. – Но я… не хочу об этом…

Светлану вдруг пробрала дрожь.

– Значит, и ты дважды. И я сама: в тот момент, когда ахнул селитряной склад, я как раз выходила из оранжереи Тимоти Диксона, и стеклянная крыша рухнула в полушаге от меня. А через два часа, когда я беседовала с Китом Вильямсом, шальная пуля пробила мою шляпку: кто-то из ополченцев не с того конца взялся за винтовку…