Валя слушала, помертвев. Вот она, война… маленькие близняшки… старая женщина… за что?

— А та бабушка, что с ними сидела?

— Платок её нашли. С плеч, наверное, улетел… и туфельку Анюткину. И всё.

Роза замолкла. Молчала и потрясённая Валя, машинально вытирая чистую посуду.

Тем временем гостья закончила уборку в кухне, аккуратно поставила в угол веник, повесила на спинку стула фартук и села.

— Тётя Роза, — очнулась Валя. — Вы лягте на моей койке, отдохните тоже. А там папа с мамой придут, они точно посоветуют что-то. У нас папа в типографии главный инженер. Его пока на фронт не берут. А мама в детском санатории работает. А Мишка — мой брат, он на окопах в степи. Вы лягте, лягте. Отдыхать надо…

Пока женщины отдыхали, Валя вспомнила, что надо спросить тётю Фиру про мыло, и вышла во двор. Соседки разглядывали стоящую во дворе повозку и гадали, кто бы это мог быть и у кого. Валя коротко объяснила, что это беженцы из Севастополя и они у неё ждут маму и папу, чтобы посоветоваться, что делать дальше.

— У них дом разбомбило. Дети погибли. Полпосёлка сгорело. Вот они и пошли искать, где можно устроиться жить и работать.

— Какой посёлок-то?

— Ой, не спросила.

— А что вообще спросила? Документы спросила? — резко высказалась рыжая накрашенная женщина с золочёными кольцами в ушах. — Как ты их вообще в дом пустила? Почём ты знаешь, кто они…

— Да как же не пустить, — удивилась Валя. — Они ж босиком шли, повозку на себе тянули. Видно же, что беженцы.

— Ну ты, девка, даёшь! Совсем без мозгов! Как можно кого попало в дом-то пускать? Мало ли всякой швали тут ходит.

— Да нет, тёть Зин, они не шваль. И ведь война же… помогать друг другу надо.

— То-то и оно, что война, — не унималась сварливая Зинаида, которую за склочный характер звали во дворе Зинка-Заноза. — В войну надо о своих думать, а чужие пусть сами за себя беспокоятся. Что мать с отцом скажут? Не хватало вам чужих в доме! А ну как сопрут что-нибудь и ищи их потом?

— А я таки думаю: шо ж тебя-то забыли спросить? — встряла в разговор тётя Фира. — И шо? Ты таки лучше знаешь? Или у тебя кажный день беженцы? Или ты хоть раз человеку помогла? Ну, кроме себя… да и какой ты человек…

— Ах ты ж… — Зинаида собралась было развернуть скандал во всю мощь, но тут появился пожилой дворник.

— Зинаида, ты это… пыл свой умерь! Не то участкового позову и будет тебе за нагнетание обстановки в военное время!

— А что, тут будут водить все кого попало, а я буду молчать?! Может, они шпионы, а девка вон привела, пока родителей нету!

— Шоб ты так жила, как ты всех любишь! — Тётя Фира плюнула соседке под ноги.

— Да я тебе…

— Бабы! Я сказал — уймитесь! Сейчас разберёмся, кто пришёл и куда! И Фёдор Иваныч придёт — разберётся. А ты, Зинаида, не ори, не то правда участкового позову.

— Вечер добрый, соседи! Что шумим? Кто меня тут поминает? — Во дворе появился Валин отец и одной улыбкой погасил свару. — С чем я тут должен разобраться?

— У дочери своей спроси, — сердито бросила Зинаида и ушла в дом.

— Валюха! Что-то случилось?

— Пойдём, папа, ты всё поймёшь.

— Ну идём, и мама сейчас подойдёт. Мы вместе пришли, да она вон за тётю Машу языком зацепилась.

— Тётя Маша ведь уезжала куда-то…

— Да, она перед самой войной путёвку в дом отдыха получила от завода. А сейчас пешком пришла из Ялты. Говорит, поездов нет, автобусов нет — всё на военные нужды отдано, вот и шла неделю пешком. Так что́ у тебя тут случилось?

Основные расспросы и объяснения уже были закончены, документы, какие есть, предъявлены, хозяева и гости сидели за ужином, а общий разговор с беженками всё продолжался. Фёдор Иванович расспрашивал, что делается в пригородах Севастополя, знают ли они про положение в самом городе.

— Вы, стало быть, из Белой Балки? Что ж они вас-то бомбят? Вроде у вас стратегических объектов нет…

— А вы откуда наш район знаете?

— Часто бывал. Родители у меня в Камышовке. И связи нет. Всё думаю, как узнать, что с ними. Не отпускают меня с работы, чтобы съездить.

— В Камышовке? — осторожно переспросила Зоя. — А кто они?

— Вы знаете Камышовку?

— Это они все из Белой Балки, а я-то как раз в Камышовке жила.

— Папа мой пенсионер, раньше был паровозным мастером, а мама библиотекарем там работает.

— Вот как…

— Вы… что-то знаете?

— Разбомбили нашу Камышовку. Полпосёлка сразу, ту часть, что у водокачки. Марья Гавриловна… она погибла. Я точно знаю.

— Откуда? Вы не ошибаетесь?

— Её весь посёлок знает. Я помогала завалы разбирать… А муж её, можно надеяться, жив. Он же сразу, как война началась, пошёл в депо работать. Молодые в армию уходят, а он, говорят, мастер — золотые руки. Он и ночевал там частенько, прямо в депо, — до дома-то далеко. Во всяком случае, я среди погибших его не видела. Я железнодорожников многих знаю, его среди погибших не называли. Мы уходили… девять дней назад — он жив был.

Фёдор Иванович сидел, закрыв лицо руками, и молчал. Жена подошла сзади, обняла его, рядом притулилась Валя, взяв отца за руку. Всем было тяжело, и даже мысль, что дедушка, возможно, жив, не смягчала этой боли.

Долгое молчание прервал наконец хозяин дома.

— Ну что ж. Буду искать связь с отцом. А сейчас давайте решать ваши дела. Вот что я предлагаю. Пока вы останетесь у нас. Ничего, потеснимся, не возражайте. Это сейчас самое разумное. А с завтрашнего дня начну узнавать, нет ли свободной комнаты и что может быть с работой. Вы где можете работать?

— Я в прошлом медсестра, — откликнулась Зоя. — В первую германскую в санитарном эшелоне работала.

— Простите, сколько же вам лет было? — Хозяева изумлённо смотрели на моложавую гостью, казавшуюся лет на двадцать моложе Шушаны.

— Да почти двадцать три было. — Зоя улыбнулась. — У меня вон и дочке уже под тридцать. Я два года в санитарном поезде отработала. Вместе с мужем. Замуж в десятом году вышла за военного врача. А война началась — я дочку на бабушек в имении оставила и пошла с ним в эшелон. Когда его в шестнадцатом комиссовали по ранению, мы стали работать в сельской больнице в нашем же имении. Ну а потом революция… это уже неважно. В общем, я всё умею по этой части. Я и сейчас в госпиталь просилась, да пока не было госпиталей поблизости, а в город меня не хотели переводить, говорили: в посёлке нужна. А теперь в посёлке и фельдшерский пункт разбомбило. И штата, кроме меня, не осталось.

— Ну, я думаю, с вашим трудоустройством проблем не будет. Здесь полгорода — госпитали.

— Я тоже в госпиталь гожусь, — подала голос Тамара. — Не медик, правда, но ведь дочь медиков. Многое умею, за лежачими больными ходила.