Милдред не могла находиться в спальне дочери, но и не оставалась равнодушной к ее страданиям. В 1939-м она в очередной раз (третий раз чуть более чем за год) затеяла переезд – семья вместе с Нелли и Роуз села на поезд и отправилась во Флориду.

Сьюзен пыталась понять заболевание, от которого, по словам Милдред, умер Джек. Тогда еще Сьюзен не говорили о том, что ее отец умер от туберкулеза. Девочка боролась с заболеванием дыхательных путей, ужасно переживая по поводу того, что и ее отец умер от подобной болезни. Несмотря на то, что Зонтаг не оставила практически никаких записей об этом периоде жизни в Майами-Бич, она многое поняла о заболеваниях легких, а пребывание в санатории останется в ее памяти на всю жизнь.

Флорида Сьюзен запомнилась «кокосовыми пальмами и белыми домами, украшенными имитацией мавританской лепнины»[118], а также посещением бабушки Розенблатт, которая сообщила девочке, что Деда Мороза не существует[119].

В Майами было влажно, условия для лечения астмы оказались не самыми лучшими. В итоге семья прожила там менее года. В 1940 году Милдред перевезла девочек в Нью-Йорк, где они временно поселились в Вудмере на Лонг-Айленде, в районе гольф-поля Айдлвуд, на месте которого сейчас построен аэропорт им. Джона Кеннеди. Пребывание в этих местах не произвело на Сьюзен большого впечатления. Переехав в 1941-м в Хорест-Хиллз, она сама стала «большим впечатлением».

Уолтер Флегенхаймер был на несколько лет старше Сьюзен и учился в государственной школе № 144, в которой Зонтаг обучалась с пятого по шестой класс. Флегенхаймер вспоминал, как на детской площадке к нему с приятелем подошла девочка и спросила, учатся ли они в классе для «интеллектуально одаренных детей». Сьюзен начала ходить в ту школу не с начала учебного года, поэтому сама в такой класс не попала. Она с облегчение вздохнула, узнав, что мальчики обучаются именно по «интеллектуальной» программе. «Я могу с вами поговорить? – поинтересовалась она. – Все в моем классе такие тупые, что я не в состоянии с ними общаться».

Сью была остроумной, и это привлекло к ней более старших мальчиков. Они подружились, и Флегенхаймер с удивлением узнал, что она на два года его младше. «Она нисколько не уступала нам в интеллектуальном смысле, а мы тогда были совсем не глупыми ребятами». Они пообщались на площадке и потом зашли в квартиру семьи Розенблатт, в которой встретили «очень гламурную даму» Милдред, она была гораздо более «продвинутой, чем другие матери», вспоминал Флегенхаймер.

«Не припоминаю, чтобы Сьюзен тогда проявляла особый интерес к литературе, а также говорила о книгах и писателях», – говорил Флегенхаймер, но в памяти осталось ощущение харизмы Сью, которая всегда была «очень собранной», иногда «слишком сильно старалась», но при этом у нее были «звездные» качества, свидетельствующие о том, что ее ждет великое будущее.

«Когда мне было уже за двадцать и даже за тридцать, я в газетах искал имя Сью Розенблатт, потому что был уверен в том, что она стала великой. Но я нигде не встречал ее имени, поэтому решил, что она, в конце концов, не прославилась»[120].

На игровой площадке около школы № 144 Сью пока еще не говорила о книгах. По ее словам, в самом начале разговора с мальчиками она чувствовала себя изгоем. Дома – несчастная, в школе ей скучно, она мечтала о новой и прекрасной жизни.

Критик и феминистка Кэролин Хейлбрун считала, что до недавнего времени написания и публикаций биографий заслуживали «только [женщины] члены королевских семей или женщины, сыгравшие роль в жизни великих мужчин». Женщины, которые сами добились успеха в жизни, даже не рассматривались. «Тогда писали мемуары про женщин, посвятивших себя и подчинивших свою жизнь судьбе мужчины. До 70-го для молодых читательниц, которые хотели получить от биографии женщины что-то большее, примеров для подражания было очень мало»[121]. В 1960-х годах даже творчество такой именитой писательницы, как Вирджиния Вулф, один из столпов американской литературной критики Лайонел Триллинг отверг как полностью несостоятельное[122]. Жена Триллинга горько шутила, что, чего бы она ни добилась в жизни, ее собственный некролог начнется словами: «Диана Триллинг, вдова профессора и литературного критика Лайонела Триллинга, умерла в возрасте 150 лет»[123].

Среди мемуаров женщин-интеллектуалок поколения Зонтаг можно говорить об одном исключении из этого правила. В 1937-м вышли мемуары Евы Кюри под названием «Мадам Кюри». Сьюзен прочитала их, когда ей было семь или восемь лет. «После этого я захотела стать биохимиком и получить Нобелевскую премию, – говорила она потом. (Зонтаг не получила Нобелевской премии в отличие от Кюри, которая не только сама получила эту премию, но лауреатами этой премии были ее отец, муж, сестра, деверь и мать – последняя целых два раза). – Я не знала, что женщине довольно сложно получить такую награду»[124].

Зонтаг всю жизнь с большим уважением относилась к «самой большой героине моего раннего детства»[125] и в последнее десятилетие своей жизни даже рассматривала возможность написания биографического романа о Кюри[126]. Ева Кюри была надменной и умела вселять в людей страх, что заставило Сью размышлять о том, обладает ли она всеми необходимыми качествами для получения Нобелевской премии. Впрочем, она была уверена, что ее интеллект и способность «вкладывать больше, чем остальные», являются большим преимуществом. «Я решила, что смогу добиться всего, если только захочу (тогда я собиралась стать химиком, как мадам Кюри), что настойчивость и желание вкладывать в то, что считаю важным, больше, чем остальные, помогут мне добиться того, что пожелаю»[127].