– И ноги!.. – вторил ему повар.

– И всё остальное!.. – звенел арфой музыкант.

– Возвращайтесь с победой!.. – выкрикнула посудомойка.

– Да хоть и без победы – просто так возвращайтесь!.. – пожелала кондитерша.

– Но тогда бесплатно!.. – не удержался министр финансов.

– И за постой с вас будет!.. – поддержал трактирщик. – И за сено!.. И за овес!..

Король вдруг неуверенно откашлялся.

– А куда это он их ведет?

Хор горожан, провожающих былинных витязей на ратный подвиг, сбился и смолк.

– А куда это они его ведут? – при ближайшем рассмотрении диспозиции дислокации уточнил Гогенцолль.

И тут же группа поддержки взорвалась новой речевкой:

– Не-ту-да!!! На-ле-во!!! Не-ту-да!!! На-ле-во!!!..

Витязи остановились, переглянулись, перегруппировались, развернули в указанном направлении вороную с белой звездой кобылу проводника, подавленно втянувшего голову в плечи, с благодарностью помахали багинотцам, и двинулись навстречу подвигу.

И благополучно добрались до первого перекрестка.

– А теперь куда? – задал резонный вопрос Адалет проводнику.

– Т-туда, – то ли указал направление вперед головой, то ли просто не совладал с нервным тиком Гуго.

Потом задумался, ткнул сжимающей поводья рукой налево, дернул правым плечом направо, и снова погрузился в себя на такую глубину, что без батискафа или хотя бы без чрева глубоководного монстра добраться до него не представлялось возможным.

– Эй, король, – Сенька, не теряя времени на обреченную на неудачу попытку, обернулась на ораву болельщиков, застывших в двух десятках метров за спиной. – Куда дальше?..

Провожатые – а с проходом через весь город их число выросло почти в сорок раз – осмелились оставить своих защитников только на самом краю тумана, и только убедившись, что к этому времени пришел во вменяемое состояние[12]их проводник.

Великолепная четверка спешилась на мутно-дымчатой границе, передав коней на попечение министра, и вопросительно воззрилась на замешкавшегося Гуго. Под кровожадным взглядом мастера Карла и разочарованным – кондитерши бледный, с подергивающейся щекой разнорабочий слабо пробормотал что-то вроде: «В-вам н-нейчас с-сперед».

– Счастливого пути, – авансом, но вежливо пожелал им король.

– Проводника берегите, – практично посоветовал Гогенцолль.

– С ним или на нем! – не к месту, но трубно взревел флейтист, встав в театральную позу.

И бедный Гуго не выдержал напряжения. Он содрогнулся, рука его непроизвольно дернула поводья, и лошадь – заслуженная старая кляча из запасника конюшни «Бруно Багинотского», приняв это за сигнал к наступлению, вспомнила молодость, взбрыкнула, всхрапнула, встала на дыбы и понеслась в туман.

Оставив длинноногого парня барахтаться на земле под собственные проклятия и нервический гогот толпы.

Олаф, презрительно бормоча витиеватые отряжские оскорбления, походя ухватил одной рукой за шкирку багинотца, поставил на ноги так, что у бедолаги зубы клацнули, и экспедиционный корпус Адалета отважно ступил на расплывчатых очертаний дорогу, давно потерявшую цвет под покрывалом белесой мути, в промозглые объятья тумана-людоеда.[13]

Разноцветный мир остался позади. И без того неяркий свет пасмурного дня словно пропал, загороженный гигантской полупрозрачной рукой, нестройные выклики толпы то ли сошли на нет, то ли потонули в серых клубах, и четверо смелых и один не очень остались лицом к лицу с невидимым, неизвестным и неумолимым врагом.

Друзья прищурились настороженно в ожидании засады, привели мечи, топор и светящийся красновато-желтым светом посох в состояние боеготовности номер раз, и стали быстро углубляться в территорию, захваченную неопознанным погодным явлением.

На первый подозрительный, второй оценивающий, третий задумчивый и даже на четвертый недоумевающий взгляд багинотский туман ничем не выдавал своей кровожадной сущности. Как и все его мелкокапельные сородичи со всего Белого Света, он методично накрывал всё, что попадалось на пути под его полупрозрачные телеса, эгоистично лишая запутавшиеся в липкой влаге и промозглом холоде дома, деревья, сараи, заборы и землю красок, звука и запаха, и придавая им вид потусторонний, призрачный и нереальный, будто выхваченный из чьего-то удушливого сна.

Предположительно, кошмара.

Плотным белым саваном окутывал он отхваченный давешней ночью кусок багинотской долины, и всё, что не смогло сбежать, маячило на грани видимости неясными смутными очертаниями, наводя на не менее смутные, но вполне ясной направленности мысли и предчувствия.

– Эх, горяченького бы сейчас нибудь-чего… Чаю, что ли… или какао…

– Ты чего, Сень, какой сейчас может быть чай!

За недолгим молчанием последовало неохотное согласие.

– Вообще-то, конечно, так оно… Какой тут, к якорному бабаю, чай… Эту сырость из костей только печкой лукоморской или у камина выгонишь… Эй, герой всея Багинота, тут, говорят, где-то ферма брошенная должна быть?

Гуго тихо икнул и встал.

– А… в-вам… з-зач-чем?

– Печку растопить, – фыркнула царевна.

Шепелявый принял ее слова за чистую монету.

– Н-не-е… С такой с-сыростью… д-дрова волглые… р-растопки с-сухой… н-не найдешь… п-провозимся… а я н-на ночь тут… ост-таваться… уб-бей меня… не х-хочу…

Серафима вздохнула.

– Хорошо. Уговорил. Не будем печку топить. Как насчет того, чтобы просто проверить, не прячется ли там кто-нибудь? Или что-нибудь?

В одно мгновение цвет лица злосчастного проводника изменился, и теперь он смело мог бы посоперничать по части румяности с самим туманом.

– Вы не расстраивайтесь так, не переживайте, – Иванушка сочувственно тронул за плечо багинотца. – Под нашей защитой вы можете чувствовать себя в полной безопасности.

– До тебя этот хелов туман доберется только через наши трупы! – отряг неожиданно решил попробовать себя в роли утешителя.

– Это д-должно б-было м-меня ус-спокоить? – истерично хихикнул Гуго.

Конунг не знал, что на риторические вопросы ответов быть не может, и обиженно буркнул:

– Да.

Багинотец виновато потупился.

С полкилометра пути они проделали быстро и в молчании. Дождь то ли прекратился, то ли не мог проникнуть сквозь бледное одеяло влажной мглы. Звука их шагов слышно не было – багинотская аномалия скрадывала их полностью. Иногда Серафиме начинало казаться, что они давно сбились дороги, и ступают уже не по земле, а по облакам и случайным горным уступам, и что с каждым шагом вероятность того, что ноги их опустятся только на облака, всё увеличивается…