Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Слышу звук шагов. Мужчина лет тридцати с интеллигентной еврейской внешностью.
– Добрый день, Ваша Светлость. Она?
Хам взмахивает бутылкой, словно поднимая тост в честь меня. В бутылке заметно убыло.
– Наша?
– Моя. Сотрудница. Местная, – плавает его взгляд. Делает ещё глоток. – Делай своё дело, Адам. Побыстрее…
Да ты наклюкался, Светлость! Но душу греет, что шпыняет чудовище не только меня. А значит, и проблема не во мне. Ну такой вот он неординарный человек. Вот! Уже оправдываю. Точно Стокгольмский!
Адам бережно и изящно берёт мою руку за запястье, нащупывая пульс.
– Как Вас зовут?
– Дарья.
– Дашенька, – пальцы ложатся мне на виски. – Посмотрите мне в глаза.
А вообще он симпатичный… Представляю, как мы могли бы смотреться вместе. Интересно, служебные романы в организации приветствуются?
– Дарья! – оскаливается Хам.
– А?.. – вздрагиваю я.
– Я не тебе. «Дарья», Адам. Её зовут Дарья. Разве ты не слышал?
– Прошу прощения, Ваша Светлость.
– Прощаю. Что там?
– Лёгкое сотрясение. Чуть снижен сахар в крови. Голодная. Вторая фаза цикла. Высокий уровень продуктов распада адреналина и кортизола.
Хам слушает, недовольно морщась.
– Стресс в активной фазе. Гематома на левом виске. На этом всё. Жива. Никаких признаков распада.
А я преданно слежу за губами Адама. Чудесный мужчина. «Жива и никаких признаков», – вот!
– Кроме распада личности, видимо… Лечи.
Тёплые руки Адама обезболивают мою неумную и многострадальную голову.
Хам допивает коньяк…
– Так лучше?
– Да, спасибо.
– Ещё немного…
– Достаточно, – спрыгивает со стойки Хам. – Остальное само заживёт. Она – собака.
– Что? – расширяются от удивления глаза Адама. Недоверчиво оглядывает меня. – В каком смысле «собака»?
– Светлость изволил шутить, – закатываю я глаза. – Ибо в дрова!
Дашка
Глаза Светлости неестественно тёмные. Сначала мне кажется – из-за освещения. Но когда приглядываюсь, понимаю, что зрачок сожрал всю радужку. Абсолютно всю! И мне даже кажется, что отхватил и часть белка. А чуть-чуть опущенное веко делает его взгляд очень тяжёлым. И мне слегка неуютно от его пристального, немного развязного от алкоголя взгляда. Кто знает, чего ожидать от этого непредсказуемого мужика?
– Что? – подозрительно спрашиваю я, выкручивая подбородок из его пальцев.
Отпускает и отстраняется.
– Поехали…
Так, словно мы круто отожгли и едем кутить дальше. И это, честно сказать, не вдохновляет!
Отворачивается к выходу. Делает несколько решительных шагов. Уже привычно срываюсь с места, как послушная собачонка. Но он неожиданно резко тормозит, и я врезаюсь ему в спину. Разворачивается. Хватает меня рукой за шею. Пискнув, шокированно замираю.
Но он не душит, просто держит.
– Мы кое что забыли… – шепчут его губы, приближаясь к моим.
Он облизывает нижнюю, проходясь по ней зубами.
О, боги-демоны… Внутри меня что-то вздрагивает от этого. И мои непослушные губы призывно открываются вопреки моей внятной команде сомкнуться покрепче. В голове вспыхивает картинка, как его эти чуть обветренные губы прижимаются к моим в чувственном поцелуе.
Но они не прижимаются. Уголок дёргается, изгибая их в провокационную ухмылку.
Я вообще не уверена, что Хам и «чувственно» – смешивающиеся жидкости. Тут уж, скорее, Хам и «жёстко».
Его покер-фейс тоже немного плывёт от выпитого, и мимика гораздо эмоциональнее, чем обычно.
– Не это… – шепчет он мне в губы.
От горячего дыхания в глазах звёздочки, словно мне как следует врезали по голове. Хотя почему «словно»? Я, вообще-то, умерла от этого, нет?
Этот факт никак не укладывается, и я, как Скарлетт О’Хара, решаю подумать об этом завтра. Если доживу.
Чувствую, как знакомая прохладная гадина, сползя с его запястья, оплетает мою шею. Придушивает и успокаивается.
– Вот так лучше, – констатирует шёпотом Светлость.
В целом я даже согласна!
Наши губы всё ещё в опасной близости. Я чувствую, как колени мои подгибаются… веки закрываются… и я в секунде от того, чтобы прикоснуться сама к этим сволочным губам. И думаю, если бы не его кисть, всё ещё фиксирующая мою шею, уже позорно бы капитулировала перед врагом. Который, надо отметить, не торопится нападать. И я очень надеюсь, что это какой-то его сидх, а не моё «предающее тело».
В фантазиях своих я уже ощупываю его горячие губы языком, млея от того, как возбуждённо он дышит…
– Прекрати немедленно, – выдыхаю я, теряя от сладкого головокружения связь с реальностью и навязанную субординацию.
– Это была моя реплика, – маняще двигаются эти чёртовы губы.
Отпускает…
Слава богам… Я не падаю к его ногам в этот момент, отыскав в себе хоть какую-то стойкость.
Гад какой… Это ж надо так над девочками измываться!
Сбежать с места преступления мы не успеваем. Открыв с ноги двери в клуб, врываются менты в бронежилетах и, не разбираясь в ситуации, сразу же поднимают на нас стволы. Видимо, вызвал кто-то…
– Хам… – выдыхаю я, делая шаг за его плечо, и испуганно втыкаюсь носом в пиджак.
– Кыш… – оскаливается Хам, пренебрежительно встряхивая пальцами.
И я чувствую, как меня захлёстывает паника, словно на нас сейчас обрушится и похоронит заживо свод здания. Стволы из рук ментов с грохотом сыпятся на пол. И я на подкашивающихся ногах, с вырывающимся из груди сердцем срываюсь следом за улепётывающими защитниками правопорядка.
– Стоять, – ловит меня за локоть Хам.
Паника вдруг отпускает. Чего я сорвалась?..
– Что это было?!
Моё сердце замедляется. С такими вбросами адреналина в мой девичий организм я долго не протяну!
– Паническая атака.
– Как ты это сделал?..
– Неважно. Правило: если вдруг тебя что-то очень сильно напугало, и ты решила спасаться бегством, то бежишь ты всегда в мою сторону. Усвоено?
– Даже если источник паники Вы?
– Даже если.
– Немного нелогично…
– Немного нелогично воскреснуть.
– Ну извините!
– Извиняю.