Впрочем, в этом дворе было чисто, уютно. Я вспомнил, что до тёти ещё нужно заехать на Звенигородку. Там Сашок Николаев поджидал меня с первым своим докладом. Интересно, как ему живётся — среди детворы? Не мешает ли орущая по ночам Октябрина? Да и с Оксаной можно заводить шуры-муры — никто не помешает.

Я оглянулся и увидел молодую мать с прогулочной пёстрой коляской. Там сидел младенец, похожий на моего внука Даньку. Женщина была молодая, но уже смертельно усталая. Она основательно отоварилась в окрестных магазинах, и никак не могла освободить руку, чтобы нажать кнопки кода.

— Разрешите, я вам помогу! — Пришлось прибегнуть к испытанному средству.

Эта дамочка в кожаной куртке и креповой чёрной юбке застеснялась, но с удовольствием приняла моё предложение. Кстати, код-то я и не знал. Севыч начисто про него забыл, а я не напомнил. Ребёнок в коляске мусолил синюю пустышку, сосредоточенно изучая облака в высоком небе. Я вдруг понял, почему вокруг так тихо — улетели стрижи.

Я перетащил коляску через порог, вызвал лифт. Молодая мамаша — скуластая, голубоглазая, крашеная хной — открыто, по-дружески мне улыбнулась.

— Вам на какой этаж? — спросила она с интересом.

— Мне в семьдесят вторую квартиру.

— Ой, это рядом с нами! — обрадовалась женщина. — Так что вместе выйдем.

Пока мы ждали кабину, я нанюхался тухлятины из мусоропровода. От почтовых ящиков разило мочой. На плохо побелённом потолке и на стенах были нарисованы страшные рожи, написаны похабные слова. Короче, как везде в нашем Отечестве. Впрочем, я когда-то тоже вёл себя на лестницах не лучшим образом, поэтому не могу судить других. Ладно, хоть с возрастом образумился…

На пятом этаже лифт встал. Мы выкатили коляску, выволокли пакеты. У двери семьдесят первой квартиры рыжая попутчица достала брелок с ключами.

— Что, Прохор Прохорович работает уже? — с любопытством спросила она. — А Вира говорила, что инвалидность ему собираются дать…

— Работает, вроде. Я не в курсе.

Интересно, зачем Севычу потребовалось моё участие в делах ФСК? И кто такой этот Прохор Гай? Что-то брезжит, но не оформляется в целый образ. Редкое имя, да и отчество тоже. Вроде, слышал о нём ещё давно, когда тренировал каратистов в подвале на Лиговке. И приятель мой Славка Плескунов, упоминал про Гая. Кстати, и Сашка Минц-Николаев был с ним знаком.

Севыч говорил, что Гай с Плескуновым вызывают у него восхищение. Из таких-то семей — и в люди выбиться! Кто их только надоумил в Университет поступать? Да ещё на юридический факультет? И ведь добились всего, сами себя сделали. Это не Минц, которому всё в рот клали. У Плескунова отец был алкашом, а Гай своего вообще никогда не видел. И плевать, что оба говорят с диалектом. Им ведь не нанимали репетитора по риторике…

— Спасибо вам большое за помощь! — Соседка завезла коляску к себе в прихожую. Её флегматичный ребёнок так ни разу и не гукнул. — Передавайте им привет, Вире с Прохором…

— Как зовут бутуза вашего? — успел я крикнуть в щёлку.

— Андрей! — ответила женщина. И мне сразу стало тепло на сердце.

— Тёзки, значит, — сказал я.

Не знаю, услышала ли дамочка мои слова. Я как раз позвонил в дверь, и она открылась.

Я снял шляпу, шагнул через порог. Почему-то в квартире темно — видимо, задёрнуты шторы. На пороге стоял Грачёв, широко раскрыв объятия. Конечно, он по-тихому, через глазок, осмотрел площадку и уже знал, кто приехал.

А дверь у Гая неплохая, бронированная на уровне лёгкого танка. Но спереди стоит другая — деревянная, обитая кожей. И это правильно — нечего привлекать внимание к своему жилищу. Гай ведь работник спецслужб. Он знает, как надо маскироваться.

Севыч моментально затащил меня в переднюю, защёлкал замками. Из-за темноты показалось, что мы очутились в огромном сейфе. Мы поздоровались, по привычке насовав друг другу в бока. Севыч был одет по-простому — в чёрной рубашке и «варёных» джинсах. Молодой вдовец недавно вернулся с малой родины, из Сочи, и выглядел на все сто.

— Я решил наконец-то вас с Прошкой Гаем познакомить, — заявил он, принимая у меня шляпу и плащ. — Ты, наверное, помнишь. Они со Славкой Плескуновым жили в общаге, на Васильевском…

— Всё помню, можешь не объяснять. — Я взял с подзеркальника свой кейс. — Куда теперь идти? И почему такая темень, позволь спросить? Кстати, где сам хозяин? Он не может сам встретить гостя?

— А чем я тебе плох? — шутливо обиделся Севыч. — Действительно, он больной сегодня. Прохор был ранен в голову малокалиберной пулей. Её так и не извлекли. Решили, что лучше оставить, как есть. Вроде бы, на рентгене перемещения не заметно.

— Так он работает?

Я не совсем понимал, в чём дело. Между прочим, отметил, что в двери комнат вставлены отличные витражи.

— Две недели назад вышел на службу. Не захотел дома сидеть. Когда Прошу узнаешь, поймёшь. Он только мёртвый не будет вкалывать. Суть проблемы он объяснит сам. Там секретных моментов навалом. Я боюсь ляпнуть лишнее.

Мне, конечно, было интересно. Чего от частной фирмы хочет сотрудник ФСК? И кто будет платить за работу? Мы ведь субсидий от государства не получаем. Живём только на то, что добываем сами. И потом, знает ли начальство Гая о его предполагаемых контактах со мной? Не закончится ли всё это ещё одним скандалом? А выпутаться будет сложно, раз замешана «контора». Да что там — невозможно.

Не будь Гай однокашником Грачёва, я отказался бы. Частника, пусть даже знаменитого в определённых кругах, могли втянуть в какое-то сомнительное, а то и грязное дело. А после подставить под следствие, даже под уничтожение. Севыч, правда, имеет потрясающее чутьё на провокации такого рода. Он не подвергнет меня опасности — иначе для чего столько раз спасал от гибели?…

— Запрягли сразу. Знают, что он безотказный. Но Гай — специалист именно в этой области…

Севыч, против обыкновения, говорил неуверенно. Похоже, он тоже сомневался, правильно пи поступает. Но обратного хода дать уже не мог.

— Кто хозяин по званию?

— Подполковник. Раньше Прохор выполнял правительственные задания за границей. Ещё при КГБ и Советской власти.

— Так веди меня к нему. Что мы шепчется за дверью?

Мне очень хотелось посмотреть на эту загадочную личность.

— Снимай обувь, — велел Грачёв. — У Прохора всё по-японски. Особенно не удивляйся, если увидишь всякие странные вещи. Как у тебя в фирме, порядок? — неожиданно спросил Севыч.

— Да, не сглазить бы! — Я постучал по вешалке. — А ты как? Вижу — посвежел, загорел…

— Да никак. — Севыч явно не хотел вдаваться в подробности. Но потом добавил: — Детей тёща к себе, на Комендантский, забрала. Живу один на проспекте Славы.

— Но всё-таки видишься с пацанами?

— Чёрта с два! Галина Яковлевна пугает мальчишек всякими карами, если они будут, хоть по телефону, со мной разговаривать.