– Полежи со мной, – вместо ответа попросил он, чуть потянув Алю на себя.

Она послушно легла рядом, устроив голову на его плече, и замерла, прислушиваясь к напряженному дыханию мужа.

– Как твои дела на курсах? – вдруг спросил он, и Аля изумленно подняла голову.

– Трудновато, – честно призналась она. – Говорить намного проще, чем читать и писать. Такие конструкции непонятные, и к тому же иероглифов слишком много, я просто не в состоянии запомнить… Мне кажется, даже Сонька лучше меня соображает уже.

– Во всем нужна система, Аленька, и в изучении языка тоже, – спокойно проговорил муж, по-прежнему не открывая глаз. – Если хочешь, посиди с нами после ужина, послушай, как я с Соней занимаюсь, может, тоже поучаствуешь. Нужно же мне знать, насколько хорошо моя жена владеет языком, – грустно улыбнулся он, садясь.

Аля удивилась и обрадовалась этому предложению, вскочила и проворно побежала в кухню, начала накрывать на стол, аккуратно расставляла на столе тарелочки с соусом и васаби, пиалки для супа и плоские подносы для суши. Поколебавшись, убрала назад в навесной шкафчик бутылку саке – муж ничего не сказал по поводу спиртного, значит, вряд ли станет пить его. Иначе спросил бы, поставила ли Аля саке в горячую воду.

Акела чуть задержался, принимая душ, и Александра уселась на пол рядом со столом, вытянув ноющие от высоких каблуков ноги. Близилась сессия, и ей приходилось много времени тратить на сдающих «хвосты» студентов, пропадать в анатомичке до вечера.

Акела с повисшей на его шее Соней неслышно вошел в гостиную и увидел, что жена сидит спиной к двери, вытянув ноги, прикрытые до щиколоток бледно-розовым кимоно. Из высокой прически выбилась темная кудрявая прядь, извивалась по длинной шее за воротник, напоминая змею. Акела приблизился и убрал локон, заставив Алю вздрогнуть.

– Вы напугали меня… Садитесь, я сейчас…

Но он удержал ее за руку, усадил на место:

– Я сам. Садись, красавица, – это относилось к дочери, и Соня мигом заняла свое место за столом.

– Асита ва наниёби десу ка?[6]– неожиданно спросил ее отец, подхватив кусочек рыбы и лукаво прищурив глаза.

Соня порозовела, с трудом отыскивая в памяти слова, обозначающие завтрашний день недели:

– Асита… ва каёби… десу.[7]

Акела ободряюще кивнул:

– Ну, видишь? Ведь ничего сложного. Завтра вторник. А как спросить, какое число сегодня?

Соня задумалась, припоминая конструкцию предложения, а потом виновато взглянула на отца:

– Подскажи начало…

– Ну-ка, мы маму спросим, – улыбнулся он, и Аля проговорила:

– Ке ва… – и дочь тут же подхватила:

– Все-все, вспомнила! Ке ва наннити десу ка?[8]Правильно?

Акела рассмеялся:

– Правильно. Ты умница. Да и мама у нас тоже молодец, все и не настолько плохо, как она мне тут рассказала. Вполне прилично, во всяком случае, на уровне бытовых разговоров вполне можешь управиться.

– Нет, мне не надо на уровне бытовых! – с жаром возразила жена, довольная похвалой. – Я ведь учу для того, чтобы читать, а не про дни недели разговаривать!

– И прекрасно, – согласно кивнул Акела. – Но начинать все равно нужно с простых фраз и выражений. Если получится, летом возьму вас с собой в Осаку, там и сможете попрактиковаться.

– Аригато[9], – пробормотала Соня, а Аля ласково потрепала ее по кудрявым волосенкам:

– Ты ешь давай, аригато! – И девочка снова взялась за хаси.

– Ты уходишь? – Анжела удивленно приподняла правую бровь и наблюдала за тем, как Михаил неуклюже пытается попасть ногой в брючину, балансируя и стараясь не упасть.

– Да, дорогая, мне нужно…

– Надолго?

– Надеюсь, что нет.

Анжела недовольно фыркнула, дотянулась до лижущего лапу Пушка, прижала его к себе и заворковала:

– Вот так, мое сокровище, только ты меня никогда не бросаешь, только ты всегда будешь со мной… Сейчас мамочка тебя покормит, помоет, и мы с тобой поедем по магазинам. Да?

Михаил испытал легкое раздражение – и тон Анжелы, и смысл ее слов ему не нравились. Сейчас будет час возиться со своей шавкой, купать в шампуне, сушить феном, потом нацепит на животину какой-нибудь дурацкий комбинезон и шапочку, сунет себе под шубу и поедет в торговый центр тратить деньги. Это Анжела умела как никто. С легкостью могла спустить пару тысяч долларов просто на безделушки, которым потом не могла найти применения. Михаил, с одной стороны, сердился, но, с другой, понимал, что запретить капризной девушке делать это не может. Он отдавал себе отчет в том, что основу их отношений составляют деньги, но изменить ничего не мог и не хотел. Материальных проблем он не испытывал, так что пусть Анжела развлекается так, как хочет.

Паршинцева спала после ночного дежурства. В комнате было открыто окно, и Ольга ежилась под тонким одеялом, но вставать и устранять причину дискомфорта не хотела, ленилась.

– Ма-ам! – крикнула она, надеясь, что Наталья Ивановна не ушла в магазин.

Никто не отозвался, и Ольге пришлось выбираться из-под одеяла и, покрываясь от холода мурашками, закрывать окно. «Черт… ну и холодина!» Она юркнула обратно в постель и закуталась в одеяло, как в кокон.

На столике у телевизора призывно возвышалась стопка дисков, но для просмотра нужно было снова встать, теряя драгоценное тепло. Коммунальщики в этом году решили сэкономить на отоплении, а потому батареи в доме еле-еле дышали, не согревая воздуха в комнате даже до восемнадцати градусов, а мама еще и окно зачем-то открыла. Но такое правило негласно действовало в доме при жизни отца – утром, встав в шесть, он приоткрывал окна в спальне и комнате Ольги, чтобы чистый утренний воздух сделал пробуждение более легким. И вот отца нет, а мама по-прежнему делает это…

Решительно откинув одеяло, Паршинцева прошлепала босиком в кухню, вытащила из-под полотенца несколько свежих, еще теплых оладий, бросила их на блюдце. В большую белую кружку, расписанную красными горошками, опустила пакетик чая, залила водой из чайника, бросила туда же пять кусков сахара и, подхватив блюдечко с оладьями, направилась в свою комнату. Устроившись в постели, Ольга включила проигрыватель дисков и, поглощая завтрак, принялась внимательно следить за действием фильма, стараясь не упустить ни одного движения актеров, ни одного взмаха мечом. Сюжет волновал ее мало, но вот все эти позы, взмахи, удары… было в них что-то завораживающее, интригующее. Ольга настолько погрузилась в атмосферу фильма, что не заметила, как съела все оладьи и теперь нетерпеливо шарила рукой по пустому блюдцу. За этим занятием ее и застала Наталья Ивановна.