В структуре РКИ нужно особо выделить бюро жалоб. Они существуют с момента создания Рабкрина в 1920 году, но лишь начиная с реформы 1923 года становятся частью административной системы. Положением президиума Центральной контрольной комиссии ВКП(б) и Коллегии НК РКИ СССР учреждается Центральное бюро жалоб НК РКИ СССР. Положением предусматривается также создание таких бюро на уровне союзных республик и на местах. Каждый отдел должен был разбирать жалобы населения на работу органов управления нижнего уровня (центр занимался губерниями, губернии — округами). Предмет деятельности этих «новых» учреждений был прост: расследование и рассмотрение «жалоб на бюрократизм и волокиту в государственных и общественных организациях и пренебрежительное отношение должностных лиц к запросам трудящихся»{128}. Во всех центральных газетах была организована настоящая «рекламная кампания», они публиковали обращение РКИ, в котором определялись задачи отделов, предоставленные им права, и порядок работы с ними. Параллельно НК РКИ СССР требует от редакций главных центральных газет — «Правды», «Известий», «Бедноты», «Гудка» и «Рабочей Москвы» передавать в Центральный отдел жалоб все письма, в которых сообщается о случаях «бюрократизма, волокиты и пренебрежительного отношения к нуждам трудящихся»{129}.

В 1920-е годы бюро жалоб на местах будут оставаться учреждениями без ресурсов. В этот период они не имели штата собственных сотрудников и работали под руководством председателя РКИ. Соответственно, нельзя назвать эффективной и их деятельность: с октября по декабрь 1923 года центральный отдел жалоб получил всего 278 жалоб, с апреля по июнь 1924–450.{130} Мы видим, что этому учреждению отводилось на тот момент лишь второстепенное место, и подобное положение сохранится до 1927 года, когда местные отделы получат собственные штаты (от двух до пяти человек), еще, конечно, весьма скромные, но впервые выделенные именно для них.

Специфика создаваемой с 1923 года структуры объясняется, не будем этого забывать, ее двойным назначением: как на центральном уровне, так и на местном ее функции — контролировать не только органы управления, общество, но также и партию. Задачей Центральной контрольной комиссии (ЦКК) и губернских и местных комиссий является «укрепление единства и авторитета партии в центре, областях и губерниях»{131}. В этом качестве они борются против внутренней оппозиции{132} и должны проводить чистки (относительно ограниченные в 1920-е годы: в 1921 и 1929, а также несколько выборочных проверок в 1924, 1925 и 1926 годах{133}). Эти комиссии являются одновременно и неким подобием органа надзора за нравственностью и должны стремиться поддерживать определенную этику среди членов партии. Поэтому в них поступают многочисленные письма и устные заявления{134}, направленные против коммунистов, — либо по личной инициативе, либо в связи с чистками. Значительно чаще — по сравнению с содержанием писем, адресованных специально РКИ или в отделы жалоб, — в этих случаях можно говорить о личных нападках, доносах в собственном смысле слова:

«Живя уже месяц на одной квартире, тов. Чесноков не более 5-ти дней т. е. вечеров находится дома и приходит в эти дни в часов в 11 или 12, каковая задержка может быть объяснена участием на различных заседаниях; в остальные же дни тов. Чесноков является домой от 2 до 5 часов утра, а иногда и позже, причем всегда находится «под мухой». После возвращения у него начинаются скандалы с женой, которая в последнее время во всеуслышание отпускает такие вещицы: “…Ты пропиваешь народные деньги, содержишь проституток” и целый ряд других выражений, которые мы считаем неудобным и неуместным помещать в заявлении, что понятно и для КК»{135}.

Письма, которые получают контрольные комиссии, носят, следовательно, весьма специфический характер. Члены партии прекрасно осознают это, поскольку в 1925 году, на XIV съезде партии, один из участников упрекает ЦКК в том, что она внедряет доносы в партийную жизнь. Официальный представитель комиссии, Гусев даже заявляет:

«Я не предлагаю ввести у нас ЧК в партии. У нас есть ЦКК, у нас есть ЦК, но я думаю, что каждый член партии должен доносить»{136}.

Куйбышев, председатель ЦКК, заключает эту дискуссию словами:

«Начинают разбирать, является ли доносом, когда человек пишет на организацию, и является ж доносом, когда человек пишет о том или другом отдельном разговоре. Все это сплошная формалистика, потому что, если даже отдельный член партии в отдельном разговоре увидит определенную угрозу единству партии, то совершенно очевидно, что он не имеет права руководиться пустыми формальными соображениями, его обязанностью является довести до сведения партийных руководящих органов то, что он знает»{137}.

Такие письма можно найти и в других фондах, но здесь их собрано особенно много. В отличие от РКИ и Отдела жалоб, которые с трудом налаживают работу, партийный контроль, по-видимому, развит больше. С самого начала существования этих органов их задачей является также борьба против нарушения коммунистами норм партийного поведения: такова роль партийных коллегий, которые должны рассматривать дела коммунистов, против которых выдвигаются обвинения. Регулярная практика чисток, кроме того, обладает притягательной силой: чистка 1921 года провоцирует первые доносы — письменные и устные, которые постепенно входят в повседневную практику коммунистов.

Практика обращения к власти{138} становится все более распространенной в 1920-е годы. Растущая грамотность, о которой столь печется большевистская власть, — вот первое, лежащее на поверхности объяснение[35]. Благодаря энергичной политике нового режима и деятельности обществ вроде «Долой неграмотность», процент грамотных людей в СССР к 1930 году вырос почти вдвое по отношению к уровню 1913 года и составил 63% вместо 33%{139}; это обобщенные цифра, показатели грамотности очень сильно различались в зависимости от региона. Пусть авторы еще не очень уверенно владеют орфографией — так, что некоторые письма даже трудно разобрать, но это происходит, в том числе, и потому, что, несмотря ни на что, практика обращения к властям становится все более демократичной{140} и обыденной[36].