Старик в битой женской шляпе имел привычку возникать внезапно и ниоткуда. Так появляются из-под земли черти в старых фильмах-сказках.

Например, вчера Костя засмотрелся себе под ноги, а старик тут как тут. Пришлось узнать, что зовут старика Федором Леопольдовичем Безносовым, а домишко его, аварийно покосившийся, без занавесок и, кажется, без всяких запоров, стоит между дачами и деревней. У калитки лавочка, в огороде непролазная дичь, за огородом избы, в которых живут сплошь старухи, одна из которых умеет притягивать смерчи.

Сегодня профессор Безносов материализовался из кустов бузины.

— А блокнотик ваш где? Впечатления куда записывать будете? — сходу пристал дотошный старик.

— У меня всегда всё в голове, — соврал Костя.

На самом деле у него в голове вместо свежих впечатлений крутилась навязчивая идея: он очень хотел посидеть вечерком у роскошного колдобинского камина.

Вчера, как только стемнело, он впервые попытался это сделать. Но в доме и во дворе не нашлось не только поленьев, которые нужны для подобных каминов, но и вообще никакого топлива. Упрямый Костя уселся-таки в кресло. Он спалил в камине комок туалетной бумаги, упаковку от корейской лапши и немного колбасных шкурок. Вся эта дребедень сгорела быстро и некрасиво, напустив в комнату вони. Костя решил завтра же поискать каких-нибудь дров.

Это оказалось делом нелёгким. Почему-то сад Колдобиных находился в отличном состоянии — ни лишних чурок в нём не нашлось, ни пней, ни сухостоя. Наверное, хозяева готовились к продаже и прибрались. Сунуться на соседний участок Костя не посмел — слишком помнилась страшная рука, задёрнувшая полосатую штору. Поэтому он, подобно героям братьев Гримм, отправился за хворостом в лес.

Тут-то и возник перед ним бывший профессор Безносов.

Старик, кажется, встреч не искал. Он просто собирал дары леса: в его оранжевом пластиковом ведре было полно грибов. Грибы все были какие-то странные, с ярко-зелёными шляпками и на тоненьких бледных ножках, сулящих верную смерть. Красные ягоды, очень похожие на искусственные, тоже среди них попадались.

— Вы всё это будете есть? — изумился Костя.

Профессор крякнул:

— А как же! С молочком и целинным хлебцем!

Вчера в местном магазинчике Костя видел караваи этого популярного сорта. Были он тёмные и так осыпаны зерновой шелухой и жёваной соломой, что напоминали коровьи неожиданности. Однако экономные копытинцы брали только такой хлеб. Белый дачники привозили из города.

— А это точно не поганка? — спросил Костя, показывая на бледный и тщедушный гриб, который венчал гору профессорских трофеев и робко выглядывал из ведра.

— Отнюдь нет, — усмехнулся Фёдор Леопольдович. — Это белоголовик ступенчатый. Он съедобен, правда, условно. Как утверждает справочник академика Амирханяна, белоголовик можно употреблять в пищу после восьмикратного вываривания в содовом растворе.

— И вы вывариваете?

— Нет, — признался профессор. — Недосуг! Плоховато, знаете ли, без женской руки. Думаю, вам знакома специфика холостяцкого быта — всегда зверски охота жрать. Вот, не помывши, и хрупаешь всё подряд.

— И белоголовик?

— И его. Я все грибы пробовал — естественно, кроме тропических видов, что произрастают в лесах Амазонии. Но тех и не достать! А вот собачницу зелёную я ел. И воняй слезоточивый, и чупу опрокинутую. У Амирханяна описано более тысячи видов отечественных грибов. Я практически все их видел тут у нас, в Копытином Логу. Видел, собирал и кушал с большим аппетитом!

— То есть вы ели съедобные? Хотя бы условно?

— Кушал и ядовитые. Под водочку и солома едома.

Костя вспомнил целинный хлеб и согласился. А если ещё самогону хлебнуть, в сравнении с которым кальвадос — чья-то моча…

— Ягоды эти волчьи, — опередил профессор Костин вопрос и выудил из ведра нарядную гроздь. — Я их на водке настаиваю, чтоб сильней пробирало. Бабки-то наши алчные самогон разбавляют до состояния нарзана. Противно!

— А я слышал, у них хороший можно купить.

— Кто это сказал? Охранник ваш дачный, Влад Ефимов? Так у него глисты, наверное, до того он бледный. Что такой понимать может? Слабак! Слабаки и от водки настоящей хиреют, и от грибов. Бывший инженер Шаблыкин у нас тут в прошлом году совсем помер, причём от обычных сыроежек. Дай такому почечуйницу крапчатую — от одного её запаха загнётся. А мне ничего. Вот!

И профессор выудил из своего ведра гриб с плоской, будто засиженной мухами шляпкой. Костя таких никогда не видел. И не нюхал (профессор сунул почечуйницу ему прямо в нос). Пах гриб не лучше, чем выглядел — душным подвалом.

— Грибы, милый писатель, это бесценные протеины, то есть белки, — назидательно сказал профессор, не отнимая гриб от Костиного носа. — То, чем мы живы, то, из чего мы с ног до головы состоим. И то, что мы едим. Такова великая цепь жизни. Надо только в неё встроиться!

В подтверждение своих слов профессор кинул в рот почечуйницу, даже не сняв с её шляпки прилипшего муравья. В лесу шуршала листва. Какая-то птица охнула совсем рядом скрипучим бабьим голосом. Божья коровка с профессорской щеки вскарабкалась в профессорские замусоренные патлы, проползла по краю шляпы и вдруг взлетела, раздвоив спинку и выпустив тоненькие рыжие крылышки. «Может, великая цепь жизни и в самом деле существует?» — подумал Костя.

— Ещё как! — подтвердил профессор, непонятным образом угадав Костины мысли. — А кто выпал из неё, тот пропал. Я вот прочно сижу — грибками сыт, болотным духом пьян. Ничем меня не возьмёшь, разве что топором по затылку. Так что учитесь! Хотите, я вам покажу красивейшие здешние места?

— Хочу…

Согласился Костя неуверенно: он подозревал, что у них с профессором разные представления о красоте. Поэтому он добавил:

— Только сперва мне надо дров набрать.

— А, зябнете! — ехидно усмехнулся Фёдор Леопольдович. — Это потому, что вы не знаете, какой грибок в водочку бросить! Поди, и пьёте-то прямо из магазинной бутылки, как все теперешние дачники? Чего ж тогда удивляетесь? С природой слиться не хотите, вот она и прячет от вас дрова и даже гнилые пеньки. Ладно, пойдёмте, покажу вам местечко, где хворосту полно.

Профессор зашагал прямо в чащу, неслышно ступая по траве своими фиолетовыми пляжными сланцами. Костя двинулся вслед. Он не переставал удивляться, как это почти босого, в распахнутой рубашке Фёдора Леопольдовича совсем не трогают комары. Древесные клопы и кусачие мошки тоже к профессору не лезли. Зато Костю всякие мелкие твари одолевали поминутно, а паутина вместе с пауками разных цветов и размеров норовила прилепиться к ноздре. Репьи покрыли штаны и куртку. Избавляться от этого добра не стоило — тут же всё пристанет заново.

Только в еловом лесу стало легче. Было здесь просторно, нежарко и тихо.

— Отсюда до Копытина озера всего километра два, — сказал профессор и показал неизвестно куда, так как во все четыре стороны совершенно одинаково маршировали неприветливые ели.