— Уснуть, — повторила она вслух, — уснуть.

Тишина сделалась еще более плотной, пустота более объемной.

— Спи, плывя по сонной реке, — уговаривал голос. — А над рекой, в бледном небе, плывут огромные облака. Ты смотришь на них — и плывешь туда. Да, ты плывешь к облакам по воздушной реке, невидимой реке, что несет тебя, несет все выше и выше.

Вверх, вверх сквозь безмолвную пустоту. Образ обращался в предмет, слова становились действительностью.

— С жаркой равнины, — продолжал голос, — без усилий, к горной прохладе.

Да, вот она — Юнгфрау, ослепительно белая в голубом небе. А вот и Монте Роза...

— Какая свежесть в воздухе, который ты вдыхаешь! Свежесть, чистота, полнота жизни!

Он дышал глубоко, и новая жизнь вливалась в него. С заснеженных склонов дул ветерок и холодил кожу — что за упоительная прохлада!

И словно отвечая его мыслям и описывая его переживания, голос сказал:

— Прохлада. Прохлада и сон. Прохлада, ведущая к совершенной жизни. Сон, приносящий примирение, вводящий в целостное бытие, ненарушимый покой.

Через полчаса Сьюзила вернулась в гостиную.

— Ну что? — спросил доктор Макфэйл. — Успешно?

Она кивнула.

— Я поговорила с ним об Англии, — сказала Сьюзила, — Он уснул скорей, чем я ожидала. После этого дала ему несколько советов насчет температуры.

— И насчет колена, надеюсь?

— Да, конечно.

— Несколько прямых советов?

— Нет, косвенных. Это действует лучше. Я посоветовала ему представить свое тело. Затем я заставила его вообразить, что тело становится все огромней — а колено все меньше. Ничтожное и маленькое — против огромного, здорового тела. Сразу ясно, кто из них победит.

Сьюзила взглянула на стенные часы.

— Мне следует поторопиться, а то я опоздаю на урок.

Солнце как раз вставало, когда доктор Роберт вошел в больничную палату, где лежала его жена. На фоне оранжевого зарева вырисовывался зубчатый силуэт гор. Вдруг раскаленный добела серп показался между двумя вершинами. Серп превратился в полукруг, и длинные тени, вместе с первыми золотыми лучами, упали на сад за окном. Теперь, стоило взглянуть на горы, ослепительное сияние солнца било в глаза.

Доктор Роберт сел у кровати, взял руку жены и поцеловал. Лакшми, улыбнувшись ему, опять взглянула в окно.

— Как быстро вращается земля! — шепнула она и, помолчав, добавила: — Скоро я увижу свой последний восход.

Сквозь нестройный птичий хор и жужжание насекомых доносилось пение минаха:

— Каруна, каруна...

— Каруна, — повторила Лакшми, — милосердие...

— Каруна. Каруна, — голосом гобоя настаивал Будда.

— Поскорее бы уж все перестали меня жалеть, — продолжала умирающая. — Но как ты поживаешь? Бедный Роберт, что ты скажешь мне?

— Откуда-то берутся силы, — ответил он.

— Силы, чтобы жить по-человечески? Или заковать себя в броню, отгородиться от мира, уйдя с головой в свои идеи, в работу? Ты помнишь, как я тянула тебя за вихор, призывая к вниманию? Кто это сделает, когда меня не станет?

Сиделка принесла стакан подсахаренной воды. Доктор Роберт подсунул руку под плечи жены и усадил ее. Дежурная поднесла стакан к губам Лакшми. Больная отпила глоток, с трудом проглотила, вновь отпила и проглотила. Отвернувшись от предложенного стакана, она взглянула на мужа. На изнуренном лице вдруг появилась озорная улыбка.

— «Я вам Троицу являю, — слабым голосом процитировала она, — трижды сока отхлебнув, Ариана разбиваю». — Лакшми помолчала. — Что за смешные вещи вспоминаются порой! Да и сама я смешная, правда?

Доктор Роберт, сделав над собой усилие, улыбнулся.

— Ужасно смешная, — согласился он.

— Ты говорил, что я как блоха. Только что была здесь, и вдруг — прыг! — уже там, далеко отсюда. Неудивительно, что ты ничему не смог меня научить.

— Но зато ты научила меня всему, — заверил он ее. — Если бы ты не приходила, и не тянула меня за вихор, заставляя вглядываться в мир, помогая понять его, то чем был бы я теперь? Ученый сухарь с шорами на глазах. К счастью, у меня хватило ума сделать тебе предложение, а у тебя достало безрассудства ответить «да». А впоследствии, когда ты меня воспитывала, — мудрости и понимания. И вот, после тридцати семи лет трудов, я почти стал человеком.

— А я так и осталась блохой. — Лакшми покачала головой. — Но я старалась, очень старалась. Не знаю, понимал ли ты когда-нибудь, Роберт: мне приходилось вставать на цыпочки, чтобы дотянуться туда, где ты работал, читал, думал. Тянуться, изо всех сил тянуться, чтобы добраться до тебя, чтобы быть рядом. Господи, как я уставала! Какой непомерный труд! И все впустую. Ведь я всего лишь бессловесная блоха, которая скачет туда-сюда среди людей, цветов, кошек и собак. Мне было не допрыгнуть до мира высоколобых, где ты пребывал, и я так и не попала туда. Когда случилось вот это (она подняла руку к своей отсутствующей груди), я перестала пытаться. Перестала ходить в школу, учить уроки. Теперь у меня сплошные каникулы.

Наступило долгое молчание.

— Еще глоток воды? — спросила сиделка.

— Да, попей еще, — предложил доктор Роберт.

— Чтобы разделаться с Троицей? — снова улыбнулась ему Лакшми. Вдруг под маской старости и смертельной болезни доктор Роберт вновь увидел смеющуюся девушку, в которую влюбился много лет назад, — это было словно вчера.

Час спустя доктор Роберт уже вернулся в свое бунгало.

— Почти все утро вам придется пробыть одному, — объявил он Уиллу Фарнеби, перебинтовав ему колено. — Мне необходимо съездить в Шивапурам, на заседание тайного совета. Около двенадцати придет одна из студенток, что работают сиделками, сделает укол и даст вам поесть. Потом, после уроков, сюда заглянет Сьюзила. А теперь мне пора уходить. — Доктор Роберт встал и коснулся руки Уилла. — До вечера. — На полпути к дверям он остановился и вернулся: — Чуть не забыл дать вам вот это. — Из бокового кармана обвисшего жакета он извлек тонкую зеленую книжицу. — Это заметки старого раджи. «Сочинение об истинном смысле вещей, и о том, как правильно поступать, зная этот истинный смысл».

— Отличное название! — заметил Уилл, беря книгу.

— Содержание вам тоже понравится, — уверил его доктор Роберт. — Всего несколько страничек. Но если вы хотите понять, что такое Пала, лучшего введения не найти.

— Кстати, — спросил Уилл, — кто такой старый раджа?

— Кто такой был старый раджа, должен я, к сожалению уточнить. Он умер в тридцать восьмом, поцарствовав на три года дольше королевы Виктории. Старший сын скончался раньше отца, а престол унаследовал внук — настоящий осел, что, впрочем, простительно, так как ослы мало живут. Нынешний правитель — правнук старого раджи.