– Мы все обречены. Конец света. Слава богу, я скоро умру и ничего из этого не увижу, в отличие от вас.

Я вовсе не преувеличиваю – он действительно так сказал, хотя и довольно радостным голосом. Этот старик был чертовски хорош с точки зрения врачебного такта.

Наконец, доктор Моралес хлопнул в ладоши, словно подавая сигнал к окончанию болтовни, и сказал Майли «прижать меня к столу». Майли посмотрела на него с недоумением и в надежде, что он пошутил, на что доктор пояснил, что кому-то нужно прижать меня к столу, чтобы я не ударила его, когда он выдернет у меня из живота все эти трубки. Майли добродушно пожала плечами и действительно как следует придавила меня к столу. Поверьте, на такое способна только или хорошая подруга, или ужасная. Возможно, обе.

После того как врач убедился, что меня держат, он снял с меня швы и дернул, – было такое ощущение, словно мою печень резко стянули скакалкой или будто я одна из тех кукол, которые умеют говорить, если их дернуть за веревочку на спине. И я воскликнула: У-а-а-а-а-а!

Что грубо можно перевести как: «Теперь я знаю, как чувствуют себя в этом случае пациенты, а также понимаю, почему вы боитесь, что они могут вас ударить!»

По дороге домой Майли сказала:

– Знаешь, такое могло случиться только с тобой. Словно ты специально материализовала именно такого безумного, невообразимого врача, который бы идеально вписался в твою жизнь. Я бы ни за что на свете не поверила в это, если бы своими глазами не видела.

Да, она права, именно в таком ключе и проходит моя жизнь.

Очередной спор, который был у нас с Виктором на этой неделе

Я:

– Я только что подумала, что когда вижу зевающего человека, то тут же зеваю сама, потому что это заразно, но мне не хочется зевать, когда я вижу зевающего кота.

Виктор:

– Знаешь, тебе вовсе необязательно рассказывать мне все, что придет тебе в голову.

Я:

– Потом я полезла в интернет и узнала, что, оказывается, мы зеваем вслед за другими по той причине, что видим, как они глотают кучу прелестнейшего воздуха, и наш мозг думает: «Черт, выглядит аппетитно. Возьми себе тоже немного, пока эта сучка все не захапала».

Виктор:

– То есть ты зеваешь из эгоизма. Понятно.

Я:

– Не только я. Все на свете зевают из эгоизма.

Но я думаю, что мы не зеваем, когда видим зевающих котов, по той причине, что у них очень маленькие рты и нам не страшно, что они заберут у нас воздух. Кстати, ты когда-нибудь замечал, что коты не издают этого всасывающего, как у пылесоса, звука, когда зевают?

Виктор:

– Чего?..

Я:

– Ну знаешь, обычно, когда человек зевает, слышно, как он заглатывает в себя много воздуха, как спущенная покрышка, только наоборот. При этом, когда зевают коты, они вообще не издают никакого звука. Почему так происходит?

Виктор:

– Ты спрашиваешь у меня, почему коты неправильно зевают?

Я:

– Дело в том, что на самом деле они вовсе не зевают, а просто растягивают мышцы у себя на щеках, или они научились не издавать звука, говорящего «я ворую у тебя весь хороший воздух, чтобы ты дышал одним углекислым газом», чтобы мы не принялись жадно глотать воздух после их зевка?

Виктор:

– Я никак не соображу, к чему ты клонишь.

Я:

– Я просто спрашиваю, зевают ли коты тихо по той причине, что хотят прибрать себе к рукам весь воздух?

Виктор:

– Замолчи. Замолчи уже, наконец.

Я:

– Ты просто можешь мне сказать, что не знаешь. Я тоже не знаю, Виктор. Тут нечего стыдиться.

Виктор:

– Думаю, каждый из нас останется при своем мнении.

– Итак, видимо, я действительно завтра отчаливаю в австралийскую глушь, – сказала я стоящему подле меня штурмовику.

Он посмотрел на меня удивленно или, быть может, в ужасе, я не разобрала. Честно говоря, сложно сказать, что в голове у штурмовика, даже если ты была замужем за ним последние семнадцать лет. Думаю, всему виною шлем.

– Да ты даже в торговом центре не можешь сориентироваться без посторонней помощи, – ответил мне Виктор с оттенком недоверия, машинально схватившись за свою винтовку, сделанную из полихлорвиниловой трубы. – Вся эта поездка – самое нелепая вещь на свете, о которой я когда-либо слышал.

– Ты купил себе оригинальный костюм имперского штурмовика, чтобы присоединиться к группе незнакомых людей, посещающих больных детей в больницах. Да ты даже здоровых детей не любишь. Уверена, ты совсем не в том положении, чтобы решать, что нелепо, а что нет.

Он покачал своей головой, по-прежнему недоумевая, что я решилась на все это. Но он был прав. Я была в полном дерьме.

* * *

Это был Хеллоуин, и я проводила этот вполне-возможно-свой-последний-вечер-в-Америке, гоняясь за девятилетним обвешенным сладостями зомби в красном капюшоне в сопровождении своего мужа – имперского штурмовика, прыгающего рядом с нами.

В последнюю минуту я удивила Виктора, тогда я нарядилась Дарт Вейдером[15] и, когда он облачился в свой костюм, выпрыгнула и закричала:

– Виктор! Я – твой босс!

Однако мой муж не оценил шутки. Тогда я попыталась применить «мертвую хватку» (удушение на расстоянии – способность Дарта Вейдера), но он отказался отклоняться назад, изображая удушье от невидимой руки. Наверное, все дело было в том, что после того, как я помогла Виктору нацепить на себя все 27 деталей его костюма, оказалось, что он не может в нем ни сесть, ни наклониться, ни даже надеть собственные ботинки без посторонней помощи. Это мало отличается от того, как чувствуют себя женщины, нацепив перед свиданием чулки, но, будучи мужчиной, он ощущал себя совершенно не в своей тарелке. Он был словно рыцарь, только с полихлорвиниловой трубой в руках и в трико вместо рыцарских доспехов. Честно говоря, если бы повстанцы знали то, что знала я, то они бы просто взяли и перевернули весь отряд штурмовиков, словно домино, и последние бы нелепо раскачивались, лежа на спине, словно черепахи, которые случайно перевернулись на свои панцири.