– Это меня успокаивает. Когда что-то случается, я сажусь строить домик. Ты же знаешь. Почему-то раньше тебя это не раздражало.

– Раздражало. – Он не выдержал ее взгляда и отвернулся к окну. – Когда мы жили в двухкомнатной малогабаритке, было еще хуже. Ты все равно не хотела выбрасывать эти дурацкие кукольные домики. Извини, но в этом есть что-то… нездоровое.

– Ты хочешь, чтобы я их выбросила сейчас? – устало поинтересовалась она.

– Нет. Не знаю. Извини… Меня всегда раздражало это твое странное хобби. Лучше бы марки собирала или сорила деньгами, как все твои подруги.

– У меня нет подруг, – спокойно улыбнулась она. – У такой женщины, как я, подруг быть не может.

– Да? А эта мерзкая баба, которая у нас постоянно ошивается? – прищурил глаза Анатолий.

Карина старалась быть спокойной. Она нарочито медленно извлекла из буфета нарядную фарфоровую чашку и налила себе холодного мятного чаю со льдом. При этом у нее дрожали пальцы, и чашка тоненько позвякивала на фарфоровом блюдце, словно в поезде.

– Ты имеешь в виду Зойку?

– Да, кого ж еще? Она торчит у нас постоянно. Это же невозможно, как будто у нее дома своего нет!

– Я знакома с Зойкой гораздо больше, чем с тобой. Она не подруга. Что-то вроде родственницы. Да, полуродственница.

– Наверное, поэтому у меня иногда складывалось впечатление, что она для тебя дороже, чем я! А между тем она совершенно отвратительная баба! Как ты ее выносишь, ума не приложу.

Карина отхлебнула мятного чаю. Говорят, мята успокаивает. Что-то не похоже. Наверное, ее сейчас и фенозепам не успокоит.

– Ты все сказал, Толя?

Внезапно он подошел к ней и положил руки на ее тоненькие плечи. Чуть чашку не опрокинул. На, между прочим, светлый ковер.

– Кара, прости меня. Я дурак. Наговорил тебе всего… Но ты должна понимать, я просто нервничаю…

«Ты должна понимать…» И почему это я должна всех понимать? Меня бы кто понял!»

– Карочка, я уже пойду. Ну, если что понадобится, ты мне звони, хорошо? Я и сам буду звонить два раза в неделю.

Вот так все и кончилось. Она долго поверить в это не могла, все ждала, что он одумается. Но нет, Анатолий наскоро собрал вещи в чемодан и уехал. Она осталась в роскошном особняке одна – как принцесса в замке. Пятидесятилетняя принцесса, которую даже некому спасать.

Дети жили в Москве, Толя снял для них квартиру на проспекте Мира, чтобы было ближе ездить на занятия. Карина вообще-то была против – она считала личные апартаменты в восемнадцать лет излишеством. Сама в свое время моталась в тот же ВГИК из подмосковной Балашихи, и ничего, пробилась…

Карина была оптимисткой по натуре. Хотя, сказать по правде, жизнь не давала ей поводов впадать в депрессию. Ей почему-то всегда везло. Везло на людей и жизненные обстоятельства. Все давалось ей легко, даже диеты. И вот на самом Олимпе – такое разочарование…

Несколько часов после Толиного ухода она места себе не находила. Металась по дому, как наркоманка в ломке. Пыталась на что-то отвлечься, но не смогла. То книгу схватит, то тряпку для пыли. Попробовала сесть за новый кукольный домик. Но не смогла даже придумать эскиз.

Кукольные домики, кукольные домики… Каждый упакован в отдельную коробку. В ее доме предусмотрены три специальные комнаты со стеллажами «под домики».

Первый кукольный домик Карина сделала, когда ей было девятнадцать лет. Тогда ей казалось, что она влюблена в одного из лекторов – мрачноватого бородатого бывшего геолога, который казался ей воплощением романтики.

Потом это как-то вошло в привычку – когда она переживала, сразу садилась за домик. Монотонная работа отвлекала, отступала печаль.

Но сейчас Карине не хотелось возиться с бумагой и клеем. Она старалась не задумываться о своем новом статусе – брошенной жены. Одиночество представлялось ей чем-то абстрактным. Более конкретные проблемы не давали ей покоя.

И самая главная печаль: что же делать с презентацией сериала? Прийти туда одной, с гордо поднятой головой? Соврать, что Толя болен? Но все равно рано или поздно все узнают, что Анатолий совершенно здоров и – даже более того – у него настоящий гормональный всплеск, вон какую девчонку отхватил! Вот над нею все посмеются!

Она позвонила одной из своих лучших подруг – бывшей актрисе по имени Зоя. Той самой «полуродственнице», которую, как выяснилось, так не любил Анатолий. Она и раньше об этом догадывалась. Правда, у него до этого самого дня хватало деликатности не указывать ей, с кем следует дружить.

Зойка когда-то была ее однокурсницей. В молодости она была невозможно хороша собой – кудрявые медные волосы, синие глаза, чуть полноватая, но изящная фигурка. Всем казалось, что Зойка непременно станет звездой, в курсовых спектаклях ей нередко доставались главные роли. Ту же Карину преподаватели оценивали куда скромнее. Но получилось по-другому. Двадцатилетней девчонкой, студенткой, Зойка познакомилась с тихим студентом-медиком, будущим стоматологом. Влюбилась, как кошка, выскочила замуж, забеременела, бросила институт и без сожаления променяла возможную славу и свет софитов на бессонные ночи возле кроватки болезненного ребенка и красные от постоянной стирки руки. Тогда Карина Зою не поняла, а потом привыкла – подруга, похоже, была со стоматологом счастлива.

Стоматолога, кстати, приняли на работу в какую-то ведомственную больницу, и он неплохо зарабатывал. А потом, после перестройки, и собственную клинику открыл. Так что Зойка Карине не завидовала – у нее самой все, что пожелаешь, было. Она тоже жила в загородном доме, даже еще более шикарном, тоже колесила на «Мерседесе» и даже располагала штатом прислуги. Причем в отличие от подруги домоседкой она не была. Наверное, насиделась в молодости при стоматологе, а сейчас ей захотелось приключений и ярких впечатлений. Карина знала, что Зоя весьма активно «ходит налево». У нее был мужской подход к отношениям – она вовсе не собиралась бросать мужа, просто время от времени ей требовался допинг.

Карина позвонила Зойке и рассказала ей все. Ничего не стала придумывать, не попыталась оправдать себя или сбежавшего супруга.

– Ну и козел! – сказала Зойка, внимательно выслушав грустную историю. – Я и подумать не могла, что Толик такой козел.

– И что мне делать? Как ты думаешь?

– Радоваться! – гаркнула Зоя.

– Чему? – опешила Карина.

– Тому, что козел достался другой. А ты свободна, молода, красива и богата! Когда муж впервые изменил мне, я сначала переживала, но потом поняла, что все к лучшему. Мне открылись новые возможности. Впрочем, ты же сама знаешь… – Зоя замолчала.

Карина поморщилась. О чем бы они ни говорили, Зоя всегда умудрялась свести беседу к собственному супругу, который сто лет назад изменил ей с красавицей актрисой. Почти четверть века прошла с тех пор, но Зоя никак не угомонится. Карина понять не могла – любит подруга мужа или ненавидит? Или и то и другое одновременно?