слуга показал Киму поднос, полный драгоценностей. Когда поднос накрыли, Киму пришлось описать, какие там были драгоценности. Агент практиковал это снова и снова с разными объектами, пока он не смог запомнить почти все с одного взгляда.

— Боюсь, драгоценности не достать, — добавил Феликс. — Мы будем использовать игральные карты. Так я научился этому в армии. Все спецподразделения практикуют это до посинения.

Они сидели друг напротив друга за кофейным столиком. Феликс разложил десять карт и дал Рикки двадцать секунд, чтобы запомнить их. Он запомнил семь правильно.

— Неплохо для первого раза, — сказал Феликс. Но по тому, как он смотрел на него, Рикки понял, что он был впечатлен больше, чем хотел показать. — Теперь попробуй еще раз. Я перетасую колоду.

Потребовалось восемь подходов, прежде чем Рикки смог запомнить все десять карт. Феликс сократил время, в течение которого ему разрешалось смотреть на них, до пятнадцати секунд. Потом до десяти. Это была утомительная работа, но когда через час Феликс остановился, Рикки был странно разочарован. Он разошелся и хотел продолжать.

— Уже поздно, Коко, — сказал Феликс. — Тебе нужно выспаться, — он нахмурился. — Никаких обид.

Рикки проигнорировал этот комментарий. Он смотрел, как Феликс собирает карты и аккуратно складывает их на кофейном столике.

— Вы говорили, — сказал он. — Об изучении этой игры в армии.

— Что насчет этого?

— Там вы потеряли ногу? В армии?

Феликс шмыгнул носом. Казалось, он решал, отвечать ли.

— Да, — наконец, сказал он.

— Что случилось?

— Я уже говорил. Пуля.

— Да, но… как?

— Я был офицером разведки. И я совершил ошибку. Очень серьезную ошибку, — он пронзительно посмотрел на Рикки. — Тебя всегда достают твои ошибки. Запомни это.

— Что было у вас?

— Я использовал фонарик.

Рикки моргнул, не понимая, поэтому Феликс продолжил:

— Я проник под прикрытием в захваченную врагом деревню. Было ночное время. Мне нужно было обыскать пустой дом, и я воспользовался фонариком, чтобы видеть. Проблема в том, что если кто-то наблюдает, фонарик — худшее, что можно использовать ночью. Когда люди видят свет, движущийся внутри дома, это всегда вызывает у них подозрения. Лучше включить лампу. Никто и глазом не моргнет. Но в доме не было лампы, и у меня не было очков ночного видения…

Его голос на мгновение затих, пока Рикки сидел в ошеломленном молчании.

— В любом случае, — внезапно сказал Феликс, — сторонник врага заметил, как я уходил издалека. Он подождал, пока не решил, что я вдали от деревни, затем выстрелил в цель, и ему повезло.

— Что это был за пистолет?

— Это имеет значение? — сказал Феликс. Его голос был необычайно сдавленным.

— Извините, — быстро сказал Рикки. Он чувствовал, что переступил черту. Феликс не любил это обсуждать.

Некоторое время они стояли в неловком молчании, прежде чем Феликс сказал:

— Патрон 7,62 НАТО из снайперской винтовки М24.

— Извините, — снова сказал Рикки.

— Не стоит. Мне повезло. Еще несколько сантиметров выше, и меня бы убили.

Рикки мгновение усваивал эту информацию.

— Значит, вы, — сказал он, — офицер разведки?

— Я, — сказал Феликс, — очень устал. Уже почти десять часов. Мне нужно немного поспать, и тебе тоже. Увидимся утром.

И, не сказав ни слова, он вышел из квартиры.

* * *

Пока Феликс выходил из роскошной квартиры в Доклендсе, мужчина гораздо моложе его сбежал по каменным ступеням в подвал заброшенного здания в темном, забытом переулке Сохо. Он вспотел, тяжело дышал и был напуган.

Здание называлось Домом хранителя. Оно было заброшенным годами. Его окна были заколочены, стены покрыты граффити, а с крыши вяло свисали водостоки. Внутри пахло мокрой гнилью и пренебрежением. Комнаты первого этажа были завалены старой мебелью — заплесневелыми, рваными диванами, столами, изрешеченными древоточцами. Все, что можно было использовать, было перемещено в подвал.

Юношу звали Томми. Ему было шестнадцать, у него были растрепанные черные волосы и выпирающий кадык. Он все время хмурился, и на костяшках или лице всегда были порезы — результат драки. Он часто дрался на улице.

Он ворвался в главную комнату подвала.

— Думал, ты забыл о нас, — прохрипел голос. Томми обернулся и увидел сгорбившуюся в углу комнаты фигуру, чуть меньше его самого. Было слишком темно, чтобы разобрать черты, но Томми узнал голос Хантера.

— А я бы сделал это? — саркастически ответил Томми.

Он оглядел большую подвальную комнату. Она была освещена старым торшером в углу — каким-то образом Хантеру удалось подключить электричество — и содержала разномастную коллекцию мебели и людей.

Мебель была старой. Все люди были молодыми. Томми явно был старшим, а одному из детей, сидевшему в углу, обняв колени, было не больше двенадцати, хотя он клялся, что ему пятнадцать. В комнате их было восемь, включая Томми и Хантера. Остальные были либо все еще на улице, либо в одной из других комнат, примыкавших к этой.

Томми с тревогой посмотрел через плечо, потом снова на Хантера.

Наступила минута молчания. Затем Хантер вышел из теней в центр комнаты. Его черты стали видны. Хантеру было за шестьдесят, у него была квадратная челюсть и несколько раз сломанный нос. У него было острое, жестокое лицо и слезящиеся жадные глаза.

— Что с тобой? — спросил он.

Томми закрыл глаза.

— Полиция, — выдохнул он.

Неприятная пауза, пока Хантер смотрел на него.

— Они преследовали тебя?

— Я думаю, что оторвался от них.

Молчание. Томми чувствовал, как глаза всех детей в комнате прожигают его.

— Думаешь, ты от них оторвался?

— Д-да…

— Что ж, — сказал Хантер опасным полушепотом, — тогда все в порядке, не так ли? Он думает, что оторвался от них. У тебя есть что-нибудь для меня?

Томми тяжело сглотнул, затем кивнул. Он прошел дальше в комнату и протянул толстый черный бумажник. Хантер схватил его и начал рыться в его содержимом. Его явно не интересовали кредитные карты — их было слишком легко отследить. Но он выудил несколько банкнот и горсть мелочи, которые сунул в карман, прежде чем выбросить бумажник.

— Это лучшее, что ты смог сделать? — сказал он. — В субботу вечером?

Томми кивнул.

— И ты хочешь поесть? Давай, сынок. Еда там.

Томми уже заметил коробки пиццы на столе справа. Пять, и все открытые. Он прошел к столу, увидел, что там осталось лишь два кусочка остывшей пиццы. Он знал, что жаловаться нельзя. Вместо этого он схватил кусочек и стал голодно запихивать его в рот.

Удар выбил воздух из его легких и половину еды изо рта. Он рухнул, едва дыша, и увидел, что Хантер стоит над ним, все еще держа в руках короткую толстую дубину, которой он только что ударил его в живот.

Пока Томми