Когда Костин покинул особняк, стояла уже глубокая ночь. В голове шумело, а сердце прыгало как после пяти партий в баскетбол. Черт, ну что за ошеломительный вечер? На опустевшей стоянке мягко урчала мотором одинокая «волга». Костин покосился на нее и, зажав поплотнее под мышкой новенькую коричневую папку, двинулся к подземному переходу. В папке в одинаковых аккуратненьких пачках лежало пятьдесят тысяч долларов. На первое время хватит, а там посмотрим…

Двое сидели у камина, вытянув к нему ноги, и смотрели на скачущие языки пламени. Свет в комнате был потушен, на лицах сидящих играли огненные блики. Может быть, из-за этого человек, взглянув на них мельком, подумал бы, что они — ровесники или что-то около того. Но присмотрись он повнимательнее, сам бы удивился, почему это ему в голову пришла такая мысль. Потому что один из сидевших у камина явно был очень молод, а голова второго была увенчана шапкой совершенно седых волос с двумя легкими залысинами над мощным лбом. Кроме того, лицо второго было сильно изрезано морщинами, а рука, державшая бокал с рубиновым вином, была старчески суха. Нет, второй был явно старше, причем намного старше первого. Впрочем, если отвести глаза, а потом снова бросить быстрый взгляд на сидящих у камина… Где она, истина? Недаром, по древним поверьям, живой огонь разрушает наваждения…

— Значит, на тридцать первое у нас в европейском листе только около двадцати миллиардов?

Тон, каким это было сказано, звучал несколько странно в устах такого молодого на вид человека, когда он обращается к старшему по возрасту. Он скорее был бы естествен при разговоре людей одного возраста, притом давно знакомых, да и то если бы человек, задавший вопрос, был по отношению к собеседнику лицом руководящим. Но, похоже, этот тон никак не задел второго собеседника. Он просто не обратил на него никакого внимания, как если бы считал подобный тон не только допустимым, но и вполне приемлемым. Более того, когда он начал отвечать, некоторые обертоны в его негромком, хриплом голосе позволили бы внимательному слушателю сделать вывод, что он полностью признает главенство своего юного собеседника. Впрочем, никаких зрителей и слушателей рядом не наблюдалось. Во всем немаленьком кабинете находились только эти двое.

— Пока да. Сам понимаешь, для того чтобы конвертировать активы, требуется время. Слишком крупные выбросы не только обрушат цены, но и привлекут излишнее внимание. — Старый запнулся, потом осторожно произнес: — А может, слегка притормозить процесс? Я избавился от наиболее рискованных пакетов. Сейчас подошла очередь «голубых фишек». А все идет к тому, что они вот-вот начнут сильно подниматься. Евро явно будет расти…

— Нет. — Тон молодого был несколько резковат. — Я понимаю, что ты имеешь в виду. У нас пока действительно наметилась некоторая экономия. Но через несколько месяцев мы переходим к следующему этапу, а там ситуация гораздо менее предсказуема. К тому же проект развивается несколько быстрее, так что, возможно, университет придется создавать на год-два раньше, чем я планировал. А это значит, что ты должен готовиться к тому, что и американские и азиатские активы придется выводить намного раньше.

Старый вздохнул:

— Я понимаю, но… жаль.

Они немного помолчали. Молодой пригубил бокал и поставил его на сервировочный столик, втиснутый между креслами.

— Да, и еще хорошо бы форсировать скупку государственных долгов. Я думаю, в течение ближайших двух-трех лет их стоимость подскочит почти до номинала. Сколько у нас уже есть?

— По частным и несвязанным кредитам почти двадцать семь миллиардов, а с госкредитами сложнее… к тому же цены уже ползут вверх. Еще не номинал, но…

Они снова помолчали. Старый, одним глотком допив вино и тоже поставив стакан на столик, повернулся к молодому и поймал его взгляд.

— Знаешь, мне страшно… — На этот раз в его голосе звучало беспокойство, и уже никто бы не сказал, что это подчиненный обращается к вышестоящему.

— Чего?

— Что будет, когда они узнают?..

Молодой в упор посмотрел на собеседника:

— Ты же знаешь, у нас нет другого выхода. Или ты не согласен с выводами моего меморандума?

— Да нет… впрочем, кое с чем не согласен, но это не важно. Если бы я считал это бредом, я никогда не согласился бы участвовать во всем этом… но мы столько времени были сами по себе, а после того как они узнают… Нам надо успеть стать ОЧЕНЬ сильными… — Он оборвал сам себя и откинул голову на спинку кресла. В комнате вновь воцарилась тишина. Молодой протянул руку и положил ладонь на сухую кисть старого.

— Не беспокойся. Я сам удивляюсь, как удачен был выбор. Просто поразительно. Если бы я писал меморандум сейчас, я бы даже не стал рассматривать другие варианты. Россия — просто идеальный вариант. А люди… Черт возьми, я предполагал, что народ, остановивший столько потрясателей Вселенной и покорителей Европы, просто не может иметь такого низкого базисного коэффициента, какой получался в наших расчетах, но я даже не предполагал, НАСКОЛЬКО он занижен.

Старый, встрепенувшись, изумленно уставился на собеседника:

— То есть? Что значит низкий базисный коэффициент?

Молодой улыбнулся:

— По нашим расчетам, его величина не превышала 0, 67.

Старый несколько мгновений смотрел на него недоверчиво, потом длинно выругался по-испански. Молодой покачал головой:

— Брось. Это означает только то, что наша методика устарела.

Старый поджал губы:

— До сих пор она срабатывала идеально.

Молодой взмахнул рукой:

— Ты не прав. Вспомни Вьетнам.

— Это исключение.

— Теперь я уверен, что нет. К тому же что спорить. — Он встал и подошел к стене, на которой висела большая, два на три метра, политико-административная карта мира. — Взгляни-ка. Достаточно бросить всего один взгляд — и все станет ясно.

Старый насупился:

— Это не показатель.

Молодой покачал головой:

— Ты не прав. Возможно, это не самый важный показатель и уж конечно далеко не единственный, но ЭТО — несомненно показатель. С которым ни ты, ни я и никто другой ничего не могут поделать.

Старый скривил губы:

— Подумаешь, были времена, когда над Британской империей тоже никогда не заходило солнце.

Молодой кивнул:

— Да, когда-то именно она была самым большим государством мира, и В ТО ВРЕМЯ Британия, без всякого сомнения, была и самым сильным государством Земли. Несмотря на временные затруднения вроде отколовшихся североамериканских колоний или деятельности Наполеона Бонапарта. А здесь даже популяционный ресурс превышает ресурс британской расы почти в два с половиной раза. Причем качество этою ресурса очень высоко.

Старый хмыкнул:

— Тебе так нравятся русские пьяницы?

Молодой усмехнулся в ответ: