«Идиот» не кинематографичен. Для превращения его в сценарий нужно приложить немало времени и серьезных раздумий. Решив повременить с «Идиотом», режиссер сосредоточивается на фильме «Белый, белый день». Попутно он высказывается о фильме Льва Кулиджанова, и слово «испохабил» является одной из наиболее выразительных характеристик картины «Преступление и наказание», пользующейся успехом у критиков и зрителей.

Тарковскому скучно читать «Идиота». Работать над фильмом, подозревает Андрей Арсеньевич, будет еще скучнее. Интерес к роману ослабевает. Возможно, причиной тому впечатления от картины Кулиджанова. Тарковский думает, как делать фильм, максимально на него не похожий. Примером такого подхода был гениальный фильм Акиры Куросавы, перенесшего действие романа «Идиот» в современную Японию. Это совершенно новое произведение, основанное на сюжетной схеме Достоевского. От мысли снять фильм по Достоевскому или о Достоевском Тарковский не откажется долгие годы. Пока он решает углубить свои знания о писателе и берется за воспоминания о нем, выписывает свидетельства о его внешности, характере, привычках, манере говорить, его конфликтах, болезни и эпилептических припадках. Разговор с главой Гостелерадио об экранизации «Идиота» откладывается.

Госкино предлагает Тарковскому поездку в ГДР. Он думает о возможной совместной постановке или работе в Германии. Андрей Арсеньевич хотел бы экранизировать новеллы Томаса Манна, «Волшебную гору» (о которой он давно мечтал)[75] или «Доктора Фаустуса».

Но все это осталось мечтами. Андрей Арсеньевич хочет делать следующий фильм по сценарию «Белый, белый день».

Отказ Юсова и приглашение Рерберга

В эти же дни произошло событие, которое изменило все дальнейшее творчество Тарковского. На этом его фильме отказался работать оператор-постановщик Вадим Юсов, с которым они сотрудничали, начиная с «Катка и скрипки». Юсов был одним из самых близких его друзей и соратников. Тарковский в последнее время не всегда был доволен Юсовым, но не предполагал возможности его самостоятельного ухода.

Вот что сказал Вадим Иванович о причинах отказа:

В «Зеркале» одним из задуманных приемов было снимать скрытой камерой Марию Ивановну, маму Андрея, в контексте фильма, — мне не нравилось, я был против. Возникли и другие мотивы; а может быть, устали друг от друга[76].

Причина вполне логичная, но отказ Юсова стал сильнейшим ударом по самолюбию Тарковского. Он считал, что работа с ним для Вадима Ивановича всегда будет на первом месте, и даже представить себе не мог, что тот вдруг проявит независимый характер. Андрей Арсеньевич этого не мог простить.

На «Мосфильме» у Юсова была репутация очень талантливого, в высшей степени профессионального и требовательного оператора. И очень достойного человека. Рассказов о его капризах или зависти я не слышал.

Конечно, между Тарковским и Юсовым существовала разница в видении и осуществлении творческих решений. Каждый из участников содружества развивается самостоятельно, и векторы этого развития далеко не всегда совпадают. Это приводит к разногласиям, взаимному раздражению, и когда эти вещи достигают критической массы, конфликт и распад содружества становятся неизбежны. Юсов рассказывал, как на предыдущих фильмах Тарковского он старался предложить три варианта съемок каждого объекта. Первый, как правило, наиболее интересный, второй и третий — запасные. Тарковский соглашался с первым или вторым на «Ивановом детстве» и «Андрее Рублеве». На «Солярисе» первый вариант режиссер, как правило, отвергал, предпочитая второй, а лучше — третий, далеко не всегда лучший, по мнению оператора. Юсов избрал иную тактику — наиболее интересный вариант стал предлагать не первым, а третьим, но не рассказывал о своей уловке Тарковскому. Режиссер, отвергнув первый и после небольшой дискуссии второй, соглашался с третьим вариантом. Он считал, что именно это его решение было наиболее верным, и гордился своим выбором. Исключения были редки. Юсов так и сохранил свой подход в секрете, но их отношения стали осложняться. Если бы это происходило исподволь и постепенно, Андрей Арсеньевич, возможно, смог бы понять мотивации Юсова. Но сейчас он возмущен и рассержен отказом оператора. Тарковский считает его предательством и посвящает ему в дневнике целую страницу самых нелестных выражений.

Андрей Тарковский: Юсов меня предал, в последний момент отказавшись снимать этот фильм. Счастье, что свободен (пока) Гоша Рерберг. Что касается Юсова, то я убежден, что он специально выбирал момент, когда его отказ работать со мной будет наиболее болезненным для меня. Он меня всегда тихо не любил. Он злой. У него классовая ненависть к интеллигентам. <…> На «Солярисе»… он был всем недоволен, злобен, всех обижал — ядовито и исподтишка. Изводил он всех <…> У Вадима всегда было желание посчитаться доблестями и профессиональными достоинствами.

«Он самовлюблен», «он замастерился», «он работает наверняка на уже однажды достигнутом уровне, не ищет, а старается сохранить уровень, во что бы то ни стало[77]».

Тарковский считает это «дурным признаком» и предрекает Юсову «печальную» судьбу:

Теперь ему надо или смириться с тем, что он не гений, и, работая на фильмах, которые обречены на государственные и ленинские премии, пожинать лавры за потерю чувства собственного достоинства и индивидуальности, или самому стать режиссером (а он очень стремится к этому, хоть и стесняется. Он ведь страшный лицемер к тому же) и делать ничтожные фильмы. Таких много: и Бондарчук, и Волчек, и Шатров, и Губенко, и Храбровицкий, и Монахов и несть им числа[78].

Я вспоминаю рассказы художника-фотографа Владимира Мурашко, работавшего на «Солярисе», «Зеркале», «Сталкере» (и снятого Андреем Арсеньевичем в роли одного из экспертов совета по «соляристике»). Он говорил, что на «Солярисе» отношения Тарковского с Юсовым не выходили за рамки рабочих, и приводил их в пример как образец успешного сотрудничества, в противоположность наэлектризованной атмосфере на съемках первого «Сталкера» в конце июля 1977 года.

Тарковский, предрекая Юсову фиаско, перечисляет людей, пришедших в режиссуру из смежных профессий, считая всех их несостоятельными, «делающими ничтожные фильмы», несмотря на международный успех (как, например, у Бондарчука), признание в родном отечестве или обласканность властью. В заключение он пишет:

А сейчас мы с Гошей Р[ербергом] готовимся к съемкам, и никогда мне не было так легко, приятно и интересно работать с оператором. Уважая друг друга, ища новые решения. Теперь-то я узнал вкус настоящей работы[79].

Как будто работа с Юсовым на четырех великолепных картинах была не настоящей!

Вадим Иванович помимо и после работы с Тарковским снял немало картин, и качество его операторской работы неизменно соответствовало самым высоким критериям. И на режиссуру, насколько мне известно, он не претендовал, хотя ему неоднократно предлагали.

В конце февраля — начале марта Тарковский был с поездкой в ГДР. Информации о совместных постановках, о которых