Даша выдохнула, будто улитка, осилившая марафон. Она ожидала гневного потока оскорблений по поводу мудрецов Китая, но Егор, вместо того, чтобы предъявлять иск, весело захохотал, будто бы выкурил Дашину сумочку.

А Даша поймала себя на том, что впервые за время общения с Егором разочаровывается, поскольку почему-то решила, что он – предсказуем. «Странная мысль» – подумала Даша и поскорее избавилась от неё при помощи точечной медитации по древней системе «Конь в Долине». Не хватало ещё задумываться над причинами собственных последствий! Но всё же надо залатать дыру, и Даша это сделала:

– В любом случае, Егор, то, что ты видишь, и то, что есть на самом деле – две большие разницы.

– А откуда ты знаешь, что происходит на самом деле, если не можешь этого увидеть?

– Догадываюсь, – Даша лукаво улыбнулась. – А ты разве нет? Посмотри ещё раз вокруг.

Егор вовсю старался. Он был рад свалить свой становившийся подкожным страх на неадекватность восприятия. Он боялся исчезновения даже этой никудышной реальности… которая не казалась ему реальной. Он даже выкинул свою кобуру, полную огурцов, в урну!

– Но мы не можем видеть без очков, – Егор лукаво остановился. – Всё, что мы видим – лишь сопоставление предыдущей картины мира с внесёнными в неё изменениями. Поэтому всё незнакомое и неизвестное вредно для нашего ума, и ум шугается и прикидывается электрическим веником.

– И откуда ты это знаешь, если не можешь увидеть?

– Это научные исследования.

– Не твои?

– Не мои.

– Значит, мы ничего знать не можем?

– Так я о том и говорю! – Егор чуть ли не впервые окрылился, чувствуя, что Даша начала его правильно понимать. – Причём знание незнания, как и незнание знания, доказывается логически!

Даша закивала по-болгарски:

– Доказательства строятся словами.

– Или вещами.

– Вещи обзываются словами.

– К чему ты клонишь?

– К тому, что невозможно доказать словами то, что ими не выражается. То есть – наше незнание.

– А знание?

– А знание само себя опровергает, потому как является моделью. Любая модель неидеальна, противоречива и смешна.

– Ну, тебя опять в какие-то прокрустовы дебри понесло! Твой несчастный читатель уже лопнул от стыда! Будь я твоим несчастным читателем, я бы выбросил твою книгу!

– Ты уже это сделал.

Они одновременно посмотрели вдоль единой плоскости, параллельной пруду. Там как бы до сих пор плавала кролем Дашина нерукописная книга, которую она вынула из сумочки и раскрыла на связанной закладке.

– Конечно, я это сделал! Притомила потому что.

– А как же классика, Егорушка? Забыл? – дважды переспросила Даша и отчаянно закивала по-испански, призывая оппонента развернуться.

– Ох уж эта классика! Ох уж эта классика! – дважды переответил Егор, причём первый раз устало, а второй раз недовольно. – Вот не знаю, с какого боку к ней подступиться. Больше всего меня смущает невозможность продраться сквозь густые заросли филигранных словесных конструкций, дабы проникнуть хоть в какой-нибудь смысл красиво построенной фразы. Бывает и так, что предложение, занимающее полстраницы, теряется на полпути восприятия, и вспомнить, с чего оно начиналось, так же нереально, как и понять, почему оно заканчивается именно так. По моему определению, классика – это сплошь «несогласованные» и «перегруженные знаками препинания» предложения! Классика действует на меня усыпляющее и никогда – возбуждающе. Мне кажется, что она написана крайне амбициозными людьми, которые натренировались в технике построения красивых фраз, после чего пришли в редакции и заявили: смотрите, как прекрасно и непонятно мы умеем писать! «Ах, непонятый гений, обогнавший своё время!» – прокричит толпа и навесит несмывающийся ярлык на несчастного при жизни, но счастливого после смерти творца.

– Так в словах ли смысл? – Даша сложила руки на груди, спрятав кошачьи кисти под мышки.

– Литература – это искусство слова. И если моё литературное произведение-модель не соответствует общепринятым моделям, либо притянутым за уши к таковым, не видать мне изданной книги, как чего-то там на голове! Не хочу хвататься за синекдоху.

И Егор левой рукой почесал правое ухо. Даша поймала одну из мартышек, пытающуюся стать художницей.

– Так в словах ли смысл? – неожиданно спросила она во второй раз подряд.

– А чёрт его знает, в чём смысл. Я не хочу, чтобы наш с тобой разговор превратился в лингвистическое пособие по разгрызанию твердолобых критиков.

– Тогда послушай. Этого я наизусть не помню, поэтому прочту, – Даша раскрыла книгу, как показалось Егору, наобум и прочитала: – «Перед Гансом Касторпом было живое тело с таинственной соразмерностью его членов, питаемых кровью, пронизанных системой нервов, вен, артерий, волосяных и лимфатических сосудов, с его костяком, состоящим из наполненных мозгом трубчатых костей, а также из лопаточных, позвонковых и основных, которые, возникнув из первичной опорной субстанции, из студенистой ткани, затем окрепли с помощью известковых солей и клея, чтобы это тело носить со всеми его капсюлями, смазанными суставными сумками, связками и хрящами, с его более чем двумя сотнями мышц, центральными системами органов питания, дыхания, восприятия раздражений и ответа на них, с его защитными кожными покровами, серозными пазухами и железами, богатыми выделениями, с его сложными трубчатыми и складчатыми внутренними поверхностями, соединявшимися с внешней средой особыми отверстиями, и он понимал, что это «я» представляет собой жизненное единство высокого порядка, чрезвычайно отличное от тех простейших существ, которые дышат, питаются и даже думают всей поверхностью своего тела»[5].

Пока Даша читала, Егор, подобно барабанному кролику, стучал пальцами по клавиатуре ноутбука. Когда Даша окончила и жаждуще облизнула губы, Егор встал и провозгласил, при этом маша кулаками, словно Ленин на броневике:

– «Слишком длинное предложение для грамматического разбора. Скорее всего, оно трудно для восприятия. Разбейте предложение на несколько более коротких!» Вот так вот! Слава великому MS Word! Слава русским программистам, которые знают родной язык не хуже английского! Слава пиратам, продающим крякнутый софт! Слава Биллу Гейтсу, чтобы у него Касперский не занёс ключ в чёрный список!

Даша закидала Егора чугунными дирижаблями и захлопнула книгу.

– Вот это да! – опомнился тот. – Всё же литература – ужасная вещь! Хорошо, что мы ничего не пишем.

– Твоя правда. Словами ничего не напишешь!

– Тогда зачем они, по-твоему? Мне, например, и секса вполне хватает.

– Слова нужны для того, чтобы ничего не понимать. Например, совсем не понимать происходящего, как ты сейчас. Ты ведь так и не определился с Чистыми Прудами.