Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это для меня слишком горько, чересчур горько. Я не могу это выпить.
– Как ты можешь так говорить, если даже не попробовал?
– Я могу себе вообразить. Я же нюхал. Сначала я хотел бы ещё кусочек сахару… тогда я выпью.
Фея с терпением хорошей матери сунула ему в рот ещё кусочек сахару. И затем снова подала стакан.
– Я не могу это выпить, – сказал Деревянный Человечек, корча тысячу гримас.
– Почему?
– Потому что подушка на ногах мешает мне.
Фея убрала подушку.
– Это не помогает. Я все ещё не могу пить.
– Что тебе ещё мешает?
– Дверь, которая наполовину открыта.
Фея подошла к двери и затворила её.
– Нет, – вскричал Пиноккио и зарыдал, – я не хочу глотать горькое лекарство, нет, нет, нет!
– Мой мальчик, ты пожалеешь об этом.
– Мне всё равно!
– Ты болен очень серьёзно.
– Мне всё равно!
– С такой лихорадкой ты не проживёшь более двух часов.
– Мне всё равно!
– Ты разве не боишься смерти?
– Чтоб я чего-нибудь боялся!.. Лучше умереть, чем глотать такое ужасное лекарство!
В это мгновение дверь в комнату широко распахнулась, и в комнату вошли четыре кролика, чёрные, как чернила. На плечах они несли маленький гробик.
– Чего вы от меня хотите?! – вскричал Пиноккио и от страха подскочил на кровати.
– Мы пришли за тобой, – ответил самый рослый кролик.
– За мной?.. Но ведь я совсем не мёртвый!
– Ещё не мёртвый. Но ты будешь мёртв через несколько минут, потому что не хочешь выпить лекарство, которое излечит тебя от лихорадки.
– Ах, Фея, милая Фея! – возопил Деревянный Человечек. – Дайте мне скорее стакан! Но только скорее, пожалуйста, потому что я не хочу умирать. Нет, я не хочу умирать!
И он схватил обеими руками стакан и опорожнил его единым духом.
– Что ж, – проговорили кролики, – на сей раз мы зря прогулялись.
И они снова подняли на плечи маленький гроб и, сердито ворча, покинули комнату.
А Пиноккио через несколько минут спрыгнул с кровати здоровый и бодрый. Видите ли. Деревянные Человечки имеют то преимущество, что они очень редко болеют и очень быстро выздоравливают.
И, когда Фея увидела, что он бегает и прыгает по комнате, словно петушок, она сказала:
– Значит, лекарство тебе помогло?
– Ещё как! Оно спасло мне жизнь.
– Почему же ты так долго заставлял себя упрашивать?
– Потому что мы, дети, всегда такие. Мы больше боимся лекарства, чем болезни.
– Стыдитесь! Дети должны знать, что хорошее лекарство, принятое вовремя, может их спасти от тяжёлой болезни и даже от смерти.
– О да! В другой раз я не буду упрямиться так долго. Я буду всегда вспоминать чёрных кроликов с гробом на плечах… и тогда я сразу схвачу стакан – раз, два, – и готово!
– Теперь подойди ко мне и расскажи, каким образом ты попал в руки грабителей.
– Случилось так, что хозяин кукольного театра Манджафоко дал мне несколько золотых монет и сказал при этом: «Вот, отнеси своему папаше», а вместо этого я встретил на улице Лису и Кота, двух достопочтенных господ, и они мне сказали: «Хочешь, чтобы из этих пяти золотых монет стало две тысячи? В таком случае, иди с нами, мы приведём тебя на Волшебное Поле», и я сказал: «Пошли», и они сказали: «Остановимся в таверне „Красного Рака", а после полуночи пойдём дальше». И, когда я проснулся, их уже не было, потому что они ушли. И я пошёл один, ночью, и было так темно, что нельзя описать, и поэтому я встретил на дороге двух грабителей в угольных мешках, и они мне сказали: «Давай деньги», а я сказал: «У меня нет денег», потому что я эти четыре золотые монеты сунул себе в рот, и потом один из грабителей попробовал сунуть мне руку в рот, и я одним махом откусил ему руку и выплюнул её, но я выплюнул не руку, а кошачью лапу, и грабители побежали за мной, и я побежал, пока они меня не поймали и не повесили за шею на дерево в лесу со словами: «Завтра мы вернёмся, и тогда ты будешь мёртвый, и у тебя будет открыт рот, и мы заберём четыре монеты, которые ты спрятал под языком».
– А где у тебя теперь эти золотые монеты?
– Я их потерял, – ответил Пиноккио.
Но это была ложь, так как они лежали у него в кармане.
Не успел он соврать, как его нос, и без того длинный, стал ещё на два пальца длиннее.
– А где ты их потерял?
– Где-то в лесу.
После этой второй лжи нос ещё немного удлинился.
– Если ты потерял их в лесу, – сказала Фея, – то мы их поищем и найдём, потому что всё, что теряют у нас в лесу, обязательно находится.
– Ага, теперь я все вспоминаю точно, – произнёс Деревянный Человечек сконфуженно, – монеты я не потерял, я их нечаянно проглотил, когда принимал ваше лекарство.
После этой третьей лжи его нос стал до того длинный, что бедный Пиноккио уже не мог повернуть головы. Стоило ему повернуться в одну сторону, как он упирался носом в кровать или в окно, в другую – натыкался на стены или на дверь; стоило ему поднять голову, как он чуть не попал носом Фее в глаз.
А Фея смотрела на него и смеялась.
– Почему вы смеётесь? – спросил Деревянный Человечек, страшно расстроенный и напуганный непомерным ростом своего носа.
– Я смеюсь потому, что ты соврал.
– Откуда вы знаете, что я соврал?
– Мой милый мальчик, враньё узнают сразу. Собственно говоря, бывает два вранья: у одного короткие ноги, у другого – длинный нос. Твоё враньё – с длинным носом.
Пиноккио не знал, куда ему деваться от стыда, и попытался убежать из комнаты. Но это ему не удалось. Его нос стал таким длинным, что не мог пролезть в дверь.
Можете быть уверены, что Фея добрых полчаса не обращала никакого внимания на стенания и вопли Пиноккио. Она хотела преподать ему серьёзный урок и отучить его от отвратительнейшего порока – вранья, самого отвратительного из всех пороков, какой только может быть у мальчика. Но, когда она увидела, что он от отчаяния вне себя и что глаза его буквально лезут на лоб, она всё-таки пожалела его. Она хлопнула в ладоши, и по этому знаку в комнату влетела тысяча птиц. То были сплошь дятлы. Они уселись на нос Пиноккио и так долго и прилежно стучали по нему, что огромный и бесформенный нос уже через несколько минут стал таким же, как прежде.