Ох, звонок. Интересно, кто это?

Сначала в дверь просунулся сапог, украшенный блестящими камушками, потом огромный норковый помпон, а потом уже вся Ада в голубом берете. Голубой берет с норковым помпоном – очень запоминающийся головной убор.

– Сапоги купила. – Ада повертела ногой. – Триста баксов дала.

– Красивые, – похвалила я, нервно оглядываясь. Не хотела знакомить ее с Вадимом.

Ада, она такая – начнет разговаривать сама, полностью оттеснит меня норковым помпоном на второй план, и как я тогда смогу понять, зачем он пришел?

– Не с пустыми руками, – важно сказала Ада, – а с кое-чем.

Оказалось, «кое-что» – это кастрюлька. Кастрюлька осталась от Адиного любовного пиршества – днем она угощала своего нового друга обедом и часть обеда отложила для меня.

– Я готовлю лучше, чем шеф-повар во французском ресторане, особенно голубцы и пельмени, а ты не знала?.. Сегодня у меня голубцы.

Я благодарила, мялась и незаметно загораживала дверь на кухню.

– Машка… Дай что-нибудь повисеть, – попросила Ада и показала на Крамского: – Вот хоть этого Шишкина.

– Не дам, то есть, конечно, дам, но не сейчас, а как-нибудь потом, – твердо сказала я.

– Ну что тебе, Шишкина жалко? – проныла Ада, нахлобучила на меня свой берет и потянулась к Крамскому. – У нас с ним секса-то не было… А завтра как раз ответственная встреча… Завтра все решается, будет секс или так, ерунда… А послезавтра я приду за кастрюлькой и принесу тебе твою коричневую мазню обратно.

Почему Адин «секс» может произойти только в присутствии Крамского?

Так мы шепотом препирались, пока из кухни не раздался голос Вадима:

– Ну что, удалось выменять кастрюльку на картину? Ада заглянула на кухню и прошептала мне на ухо громким детским шепотом:

– А это еще что за х… с горы?

– Ада! – испуганно зашипела я. – Мы же договорились, что в русском языке любому слову можно найти эквивалент, буквально к любому…

– Я забыла какой… – виновато сказала Ада.

– Мужской половой орган, – прошептала я.

– Ладно, – громко сказала Ада. – Что это за мужской половой х… с горы?.. Кр-расавец мужчина!.. Ну, Машка, у тебя роман, а ты тихаришься! Ну и как секс?

– Какой секс, Ада? – шепотом возмутилась я. – Мы с ним совершенно чужие люди, не считая мышей.

Ада все время твердит – секс, секс, прямо как ребенок!

Шепотом пыталась доказать Аде, что отношения двух людей не обязательно роман, бывает еще человеческая симпатия, взаимная приязнь, или человек может ехать мимо человека и зайти выпить кофе.

– Давно сидите-то? Минут двадцать? Уже пора… Сейчас я уйду, и у вас сразу же будет секс, – уверенно сказала Ада, вдвигаясь на кухню.

Слышал ли Вадим, что он мужской половой х… с горы? И что у нас сейчас будет секс?

Не слышал. А если слышал? Господи, какой позор, какой ужас…

* * *

– Ну, не буду вам мешать, – сказала Ада и уселась за стол. – Машка, дай хоть чаю, что ли…

– Это Вадим, я думала, он человек от мышей, – обреченно сказала я. – А это Ада…

– Интеллигент в пятом поколении из рода Бенуа, коллекционер, агентство недвижимости «АДА», – представилась Ада.

Вадим заулыбался, засветился так, как будто он Адин новогодний подарок.

Наверное, бывшие секс-символы общаются так со всеми женщинами моложе семидесяти – дарят себя всем, как подарок, просто включают обаяние, как включают торшер. А я бы, например, вместо этого господина хотела получить шоколадный торт, чтобы слой шоколада, слой вафель, – лично я против фруктовой прослойки, а современная тенденция шоколадных тортов клонится к фруктовой прослойке… Что-то я увлеклась.

Ада выпила чай, съела два своих голубца, Вадим тоже два, я один – изображала тонкую натуру. Я очень хотела второй голубец – они так вкусно пахнут!.. Американцы изобрели специальный спрей: попрыскаешь – и не ощущаешь запаха пищи и не хочешь голубцов. Еще хорошо бы специальные очки, которые превращали бы голубцы в разваристую цветную капусту или молоко с пенкой…

Ничего, пусть только уйдут, за ними еще дверь не успеет закрыться, как я съем второй голубец!..

– Ну а теперь самое главное. У тебя есть бакс? – деловым тоном спросила Ада, вытащила из сумки сложенную аккуратным квадратиком газету и, торжественно развернув ее на столе, достала вложенную в нее небольшую картонку. – Ну?! Есть бакс, я тебя спрашиваю? А?

– С собой баксов сто и сто евро, остальное рубли, – ответил Вадим. – А сколько надо?

– Да я сама могу тебе сколько хочешь баксов насыпать, – отмахнулась Ада. – Я Машку спрашиваю. Машка, у тебя есть бакс? – Ада нетерпеливо притопнула ногой. – Говорю же тебе, дурья башка, – бакс! Что, нет? Ау меня есть. В комиссионке купила, – показала она на картонку. – Сказали, настоящий бакс. Показать?

– Бакст, – догадалась я. – Ох! Неужели Бакст?!

Что же там у Ады? У меня даже мурашки по телу побежали – а вдруг там неизвестный портрет Дягилева, или какой-нибудь танцовщицы, или автопортрет!

– Ада, не может быть, поздравляю!.. Покажите скорей!

Ада гордо кивнула:

– Может, может. За деньги все может. Покажу. Сначала расскажи мне про этого Бакса, что-то я про него подзабыла.

Я послушно сказала:

– Бакст Лев Самойлович, настоящее имя и фамилия Розенберг, Лейб-Хаим Израилевич, – знаменитый русский художник и сценограф. Родился в Гродно в тысяча восемьсот шестьдесят шестом году, а умер в Париже… Когда же он умер? Кажется, году в двадцать четвертом или двадцать пятом… Его отец был мелкий коммерсант, не разрешал ему учиться в Академии художеств… Ну покажите, пожалуйста, – попросила я, и Ада демонстративным движением руки, как настоящий фокусник, перевернула картонку.

На картонке был изображен человек в берете. Это был не Дягилев, не танцовщица и не сам Бакст. Я внимательно смотрела на изображение – бедная, бедная Ада, я не такой уж большой знаток, но как ей сказать, что картинку нарисовали вчера в этой ее комиссионке?

* * *

– Почем нынче Бакст? – поинтересовался Вадим.

– По деньгам… – хмыкнула Ада. – Не то чтобы даром, но я могу себе позволить… Чуть дороже сапог. Триста восемьдесят баксов.

– Удачная покупка, – серьезно похвалил Вадим, – находка коллекционера.

Папа говорит, смеяться над невежеством все равно что смеяться над болезнью. К тому же смешное можно найти в каждом человеке, вот Вадим, к примеру, носит разноцветные шелковые шарфы, а я… я вообще, оказывается, сижу за столом в Адином берете с помпоном. Когда я успела его нацепить?