на „Комнату современного искусства“. В настоящее время Гос. Эрмитаж может рассчитывать на получение из Москвы 3 выставок:

— выставка пролетарских голландских художников

— выставка фотомонтажа Дж. Хартфилда

— выставка клуба Джона Рида

Расходы по устройству каждой из выставок — примерно 300 рублей, исходя из следующей сметы:

1 — командирование сотрудника Гос. Эрмитажа в Москву — 140 рублей

2 — провоз в оба конца — 60 рублей

3 — упаковка — 50 рублей

4 — непредвиденные расходы — 50 рублей

всего — 300 рублей.

Зав. сектором Т. Лиловая

23 мая 1932 года[141]».

Вид «Комнаты современного искусства» в Эрмитаже во время проведения «Выставки революционных голландских художников». 1932–1933. Фотография. Архив Государственного Эрмитажа

По всей видимости, решение директора было положительным: 24 мая датируется обращение в ВОКС, в котором Эрмитаж просит не отказать в передаче находящихся в ГМНЗИ выставок[142].

В июне 1932 года Эрмитаж также послал запрос на выставку работ немецкой художницы Кете Кольвиц, однако у ее организатора — художественного кооператива «Всекохудожник» — уже были договоренности с ВОКС о проведении выставки в Ленинграде — в принадлежащем кооперативу выставочном зале «Ленизо», где экспонаты, согласно документам, и находились с начала июня 1932 года[143]. В ответ ВОКС предложило Эрмитажу провести выставку немецкой архитектуры, которая должна была пройти в Москве с 15 сентября по 6 октября и после этого могла быть отправлена в Ленинград. Однако для устройства выставки было необходимо не менее 400 кв. м «полезной выставочной площади», которыми «Комната современного искусства» не располагала. В результате переговоров самой первой в «Комнате современного искусства» была организована «Выставка революционных голландских художников» (октябрь 1932-го — май 1933-го)[144].

Инициатива проведения выставки принадлежала голландцам: в начале 1931 года во Всесоюзное общество культурной связи с заграницей обратился Адриан Питер Принс, организатор общества «Нидерланды — Новая Россия», и сообщил, что может организовать выставку современной графики, скульптуры и архитектуры[145]. Для этого был создан комитет, в который вошли художник, руководитель общества «Социалистический художественный кружок» (Sozialistischer Kunstler Kreis, SKK)[146] Петер Алма, скульптор Хилдо Кроп и дизайнер Геррит Ритвельд. ВОКС попросило комитет при рассмотрении заявок на участие отдать предпочтение левой и революционной тематике, чтобы «зритель мог получить правильное и полное представление о левых направлениях в нидерландском искусстве»[147]. В СССР принимающей стороной выставки было ВОКС, и в итоге она была показана в Москве, Ленинграде и Харькове[148].

Залы ГМНЗИ во время проведения «Выставки революционных голландских художников». Живопись и графика. 1932. Фотография. Архив Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

Для советского зрителя это был первый опыт встречи с современным искусством Нидерландов. На экспозиции было в разной степени освещено развитие живописи, графики, скульптуры и архитектуры. Н. В. Яворская, «опираясь на прессу тех лет[149] и собственные воспоминания», писала, что на выставке в Москве были широко представлены художники «экспрессионистического направления». Она выделяет работы Чарли Тороп, Хендрика Шабо, отсылающие к постимпрессионизму, произведения Йохана ван Зведена, написанные под воздействием немецкого экспрессионизма, и рациональные композиции Петера Алмы[150]. Однако первое, что становится очевидным, когда рассматриваешь списки экспонатов и фотографии экспозиции, — это безусловная доминанта архитектуры. Живопись была представлена всего 12 произведениями (из них три работы Петера Алмы и три работы Виллема Босма, скульптура — шестью, в то время как графических листов было около 40, a фотографий зданий и архитектурных проектов — более 60. В то время как графика отражала развитие реалистического направления в голландском искусстве, архитектура была представлена авангардными проектами функциональной школы[151]. И в Москве, и в Ленинграде именно архитектурные проекты и полиграфия вызвали у посетителей наибольший интерес[152].

Залы ГМНЗИ во время проведения «Выставки революционных голландских художников». Архитектурные проекты. 1932. Фотография. Архив Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина

Нидерландские функционалисты без преувеличения находились в авангарде современного движения, наравне с членами Баухауса и отдельными европейскими авторами они участвовали в формировании архитектурного языка, из которого и вырастала в 1920-е годы новая архитектура. Кроме того, в Нидерландах важнейшей частью общей градостроительной политики очень рано стали вопросы социальной ответственности архитектуры — проблема обеспечения жильем незащищенных слоев населения и строительства типовых домов[153]. Декреты и лозунги первого послереволюционного десятилетия обещали зодчим беспрецедентный для Европы масштаб строительной практики. Голландцы с энтузиазмом восприняли возможность приехать в СССР для участия в новых советских стройках. Молодые архитекторы — Йоханнес ван Лохем, Йохан Нигеман, Март Стам, Лотте Стам-Бесе — ехали в Россию с уверенностью, что именно здесь, в Кемерово, Магнитогорске, Орске, Макеевке, Кисловодске, они станут свидетелями возникновения нового мира. В свою очередь, приглашая иностранных специалистов в СССР, советские чиновники рассчитывали на их опыт стандартизированной застройки и создания инфраструктуры для поточно-конвейерного производства.

Нидерландские архитекторы столкнулись в Советском Союзе с очень низким уровнем строительной индустрии: дефицит квалифицированных специалистов, преобладание ручного труда, повсеместный простой техники. По иронии судьбы первые образцы архитектуры «современного движения» — направления, которое возникло в том числе в процессе освоения передовых технологий железобетонного строительства — возводились из дерева и кирпича. Большая часть масштабных проектов застройки, разнообразные и порой уникальные решения так и не были воплощены. Таким образом, на выставке 1932 года зрители могли увидеть тот образ нового мира, который должен был возникнуть в молодой республике благодаря прогрессивной архитектуре, но так и остался романтическим проектом.

В этой связи любопытен состав проектов, привезенных в СССР. Из зодчих, работавших на тот момент в Советском Союзе, в экспозиции прозвучало лишь имя Йоханнеса ван Лохема. На выставке был показан его проект школьного здания в Кемерово, а также ряд оставшихся на бумаге сочинений — приморского санатория, дома отдыха, жилого комплекса с общим садом и конкурсный проект Дворца Советов, жилых домов с применением железобетонных конструкций. Йохан Нигеман, Март Стам и другие зодчие, симпатизировавшие советскому правительству, представлены не были. За левую идею отвечали проекты голландских архитекторов, многие из которых скептически относились к радикальным социальным реформам, будучи при этом бескомпромиссными адептами идей «современного движения». И наоборот: представители делфтской школы или традиционализма были проигнорированы устроителями выставки, хотя среди них было немало архитекторов, разделявших социалистические идеи.

Корнелис ван Эстерен, Лендерт ван дер Флюгт, Ян Дёйкер, Йоханнес ван ден Брук, Виллем ван Тейен, Виллем Дюдок, Ян Вилс — в каталоге выставки перечисляется весь цвет нидерландского функционализма (не хватает разве что Якобуса Ауда). Исключением стал проект стадиона в Амстердаме Яна Вилса (1926–1928). Один из основателей группы «Де Стиль», Ян Вилс на момент проведения выставки успел построить несколько выразительных образцов функциональной архитектуры, таких как отель в Вурдене