пустынный казарменный двор и совершенно не думает о занятиях. Ему вспоминается городской парк, пруд, кусты, окрашенные ноябрем в бледно-красный цвет, гувернантка у фабриканта Лейбига и ее темные, как сливы, глаза, «Ты меня любишь, моя маленькая ящерка?» — «Одного тебя, одного тебя на целом свете, Фаноушек!» Поручик вспоминает заросли акаций, где под ногами шуршат опавшие листья. Губы его слегка улыбаются, и на лицо ложится печать мечтательной мягкости.

Кто-то проходит по двору. Верхняя губа поручика приподнимается, обнажая прекрасные зубы. Кивком головы Мазанец дружески отвечает на приветствие. Он оборачивается и видит устремленные на него тридцать девять пар глаз, среди которых выделяются большие голубые глаза стоящего навытяжку Хомяка.

В конце концов не так уж несуразен этот Хомяк! А его загорелое лицо, пожалуй, даже приятно. Но вообще, что и говорить, убогий народ русины. Офицеров своих нет, священников нет, интеллигенции нет, даже школ — и тех нет. Обитают где-то на востоке монархии в лесах, в горных пещерах, в соломенных хижинах, питаются кукурузой и пьют самогон. Летом пасут свиней, а зимой травят волков. Попасть в армию — великое счастье для такого свинопаса. Там по крайней мере его хоть немного человеком сделают.

Поручик разглядывает Хомяка.

— Ну-с, Хомяк, — говорит он, — что такое родина, ты не знаешь… А фамилии своих начальников ты знаешь, а? Мою фамилию, например? Мою, мою! — Поручик тычет себя пальцем в грудь. Ну?

Хомяк улыбается.

— Герлетенант Франц Мазанец.

— Ну-с, хорошо. А как зовут нашего пана капитана?

— Геркаптан Кал Бавер.

— Ну-с, так. Герр капитан Карл Бауер. Ладно. А как фамилия нашего полковника?

— Геробст литер фёдор гртфрт рт гртфртквер.

Пан поручик несколько ошеломлен. Он разевает рот, таращит глаза и хватается за голову. Полное имя пана полковника — Теодор Риттер Грассерн Эдлер фон Штрандвер.

— Иезус Мария!.. Иезус Мария! Садись, осел! Садись! Получишь завтра взыскание. Садись!

Хомяк в отчаянии озирается по сторонам.

— Сесть… Сесть! Nieder![8]

Хомяк знает, что такое «нидр», но ему как-то в голову не приходит шлепнуться прямо на пол среди сундучков, да и места здесь маловато. И он стоит, не понимая, почему, собственно, на него кричат и чего от него хотят.

— Schrecklich! Schrecklich! Ужас! — надрывно кричит пан лейтенант. — Посадите этого вола!

Сосед берет Хомяка за рукав и притягивает к себе на сундучок, а бедняга русин, теперь уже совершенно растерявшийся, еще долго не может взять в толк, что это происходит.

— Капрал Граздера, подайте на Хомяка рапорт за леность и нерадение и вечером научите его говорить «Dass ich zum Rapport befohlen bin»[9] или я вас посажу вместе с ним!

— Melde gehorsam[10] подать на Хомяка рапорт и научить его говорить…

— Gut. Setzen. Сесть.

Тут поручик вспоминает, что нужно еще как-то убить оставшийся час злополучной любовью к родине.

— Ну-с, пойдем дальше, — говорит он. — Ефрейтор Чижек!

— Хир![11]

— Что такое родина?

— Родина — это страна, в которой мы родились.

— Ну-с, Gott sei dank! Ладно. Ты слышал, Хомяк?

— Хир! — Перепуганный Хомяк вскакивает с сундучка.

— Сиди, дурак! Итак, родина — это страна, в которой мы родились. Ну-с, хорошо. Скажите, ефрейтор Чижек, где, например, родились вы?

— Осмелюсь доложить — в Румынии!

— В Ру-мынии? Гм… Да… Значит, в Румынии? Хорошо… А знаете, ефрейтор Чижек, я нарочно подстроил вам ловушку. Сейчас я все объясню… Скажите только сначала, как случилось, что вы родились в Румынии?

— Мои родители работали там на строительстве дороги.

— Гм!.. Ja…[12] Это верно, в Румынии сейчас много строят. Между прочим, из Румынии также вывозят скотину. Вы, надеюсь, знаете, ефрейтор Чижек, что из Румынии вывозят ско-ти-ну, а?

Молодцы считают своим долгом посмеяться этой великолепной остроте.

— Ну-с, ruhe, ruhe! Спокойно! Теперь я вам все объясню. Значит, ефрейтор Чижек родился в Румынии, так?

— Так точно!

— Хорошо, скажите мне, ефрейтор, — значит, Румыния — ваша родина?

— Никак нет!

На лице поручика мелькает улыбка одобрения. Он кивает головой.

— Ну-с, то-то… Очень хорошо. А скажите, есть вам какое-нибудь дело до Румынии?

— Никак нет!

— А почему вам нет никакого дела до Румынии?

Этого ефрейтор не знает.

— Ну-с… Вам потому нет никакого дела до Румынии, что Румыния не ваша родина, так ведь? А до этого, как его, румынского князя Александра вам есть какое-нибудь дело?

— Никак нет!

— Ну-с, хорошо. Скажите мне теперь, подданным какого государства вы являетесь?

— Австро-Венгрии!

— Стало быть, Австро-Венгрия — ваша родина?

— Так точно!

— А почему Австро-Венгрия ваша родина?

— Потому что я подданный Австро-Венгрии.

— А почему не Румыния — ваша родина?

— Потому что мне нет до нее никакого дела!

— Так-с… повторите им еще раз, что является нашей родиной?

— Нашей родиной является Австро-Венгерская монархия!

— Так-с.

Пан поручик, упоенный победой над Румынией, пускается в триумфальный марш к дверям.

— Опять этот балда с ума сходит, — шепчет своему соседу по сундуку, ефрейтору Мацеку, старый тертый калач Пекарек, тот самый Пекарек, который в наказание служит в армии уже четвертый год.

— Угу, — равнодушно отвечает Мацек.

Дойдя до двери, поручик оборачивается и впивается в Чижека строгим взглядом.

— Откровенно говоря, ефрейтор, меня радует, что вы сами до этого додумались. Ну-с, gut, setzen!

Ефрейтор Чижек краснеет и садится.

— Запомните раз и навсегда, что такое родина! — вдруг начинает кипятиться поручик. — И чтобы мне в другой раз никто не болтал, что наша родина там, где мы родились! Этак, чего доброго, рядовой Вопршалек может родиться где-нибудь в Трамтарии{7}, а рекрут Блбоунек вообразит, что его родина — какая-нибудь Зламана Льгота!{8} Ну-с… повторим еще раз. Рядовой Мах, что мы называем своей родиной?

— Своей родиной мы называем Австро-Венгерскую монархию.

— А почему?

Солдат молчит.

— Ну, потому что мы являемся ее под… подда…

— Потому что мы являемся ее подданными.

— Ну-с, а как мы обязаны относиться к ней?

Солдат не знает.

— Как мы обязаны относиться к ней? — угрожающе повторяет поручик.

— Мы должны уважать ее, любить, воевать за нее, — неожиданно вспоминает Мах.

— А почему?

— Во-первых, потому, что солдату приказывают это делать…

— М-м… Так говорить не следует. Во-первых, потому, что это долг солдата. А во-вторых?

— А во-вторых, потому, что солдату это на роду написано!

— Blöde! Болван! А не солдату — не написано, так, что ли, по-твоему?

— Никак нет! Тоже написано!

— Ну-с! А ты вообще знаешь, что значит выражение «написано на роду»?

— Так точно. Знаю.

— Ну-с… Возьмем хотя бы, к примеру, грудного ребенка. Вот он сосет у матери грудь, а ведь его никто не учил этому, стало быть тут и можно сказать, что это ему на роду написано. Или вот другой пример: два человека любят