— В таком случае, господин Эшли, — наконец сказал он, мне не остается ничего другого, как арестовать вас по обвинению в подкупе государственного служащего и непреднамеренном убийстве. По окончании расследования вам могут быть предъявлены и более серьезные обвинения.

Эшли встал.

— Вы должны выполнять свой долг, капитан. Я, однако, прошу вас немедленно позвонить американскому консулу в Неаполе и договориться о его скорейшем приезде ко мне.

В залитой светом комнате повисла гнетущая тишина. Гранфорте разглядывал свои руки. Остальные смотрели на Эшли. Первым заговорил Орнанья.

— Капитан!

— Да, ваше сиятельство?

— Вы уважаемый человек, занимающий высокое положение. И я не намерен оспаривать мудрости вашего решения.

Гранфорте кивнул, но промолчал.

— Однако, — продолжил Орнанья, — доказательства вины господина Эшли довольно зыбкие и возникают, вы знаете об этом лучше меня, определенные проблемы, как юридические, так и… э… дипломатические, когда дело касается гражданина другой страны. Господин Эшли — корреспондент с мировым именем. Более того, он мой друг и друг моей жены. Я требую, чтобы до окончания расследования его освободили под мою ответственность.

Лицо Гранфорте ничем не выдало охватившего его ликования. Сделка состоялась. Позже они договорятся и о цене. Позже, много позже, когда у него будет больше улик. Для вида он поломался.

— Э… э… хотел бы выполнить просьбу вашего сиятельства, но существуют некоторые трудности.

— Быть может, совместными усилиями нам удастся их преодолеть.

— Нас не поймут, если человек, убивший Гарофано, останется в этом отеле. Возможны… инциденты.

— Я уже подумал об этом. И как раз хотел предложить господину Эшли пожить на моей вилле. Как вам известно, я тоже пробуду там до окончания выборов. На вилле ему не буду докучать посторонние, а он в любой момент будет в вашем распоряжении.

— Ваше сиятельство возлагает на себя большую ответственность.

— Я иду на это во имя дружбы.

Капитан Гранфорте поклонился и взглянул на Эшли.

— Вы согласны переехать на виллу? — Да.

— Вы понимаете, что, по существу, я отпускаю вас на поруки?

— Понимаю.

— Благодарю. — Сверкнула белозубая улыбка, и Гранфорте вновь повернулся к Орнанье. — А теперь, если ваше сиятельство не возражает и может уделить мне пару минут, я хотел бы взять показания у вашей жены. Без сомнения, в вашем присутствии она будет чувствовать себя более уверенно.

— Давайте перейдем в другую комнату. Арлекин… Эшли, выпейте еще бренди.

Он встал и направился к спальне. Козима и Гранфорте последовали за ним.

— На чьей вы стороне, Арлекин?

— Стороне? Мой дорогой друг, — глаза Арлекина светились невинностью, — при чем здесь я? Для моего государства небезразличны итоги выборов.

— И победа Орнаньи.

— Вы абсолютно правы. Но наши взгляды могут и измениться. Кстати…

— Да?

— Фотокопии у вас?

— Идите вы к черту! — Эшли отвернулся к окну.

— Если у вас их нет, — продолжал Арлекин, — постарайтесь, чтобы Орнанья не узнал об этом. Фотокопии — ваша единственная защита.

Эшли молчал. Послышались мягкие шаги, открылась и закрылась дверь. Когда Эшли обернулся, в комнате никого не было. Он вышел на балкон.

В таких делах не бывает ни союзников, ни друзей. Есть только интересы. Издателям газеты нужна не правда, но увеличение тиража. Редактору — не досье, но заголовки. Коллеги не любят зачинателей крестовых походов, а те, кто поставляет информацию, быстро понимают, на чьей стороне сила. И ты остаешься один, чтобы доказать себе, что ты не такой плут, как остальные, чтобы увенчать свою карьеру нимбом апостола. И предпочитаешь забыть, что обычно апостолы заканчивали жизнь на кресте, а сребреники Иуды могли купить веселую ночь в таверне. Чтобы стать мучеником, надо посвятить жизнь богу или сотворить чудо, а двадцать лет, отданные газете, делали из него никудышного послушника.

Эшли криво усмехнулся и потянулся за сигаретой. Закурил, но после двух-трех затяжек бросил ее с балкона вниз. И тут он услышал плач, тихие, приглушенные рыдания страждущей женщины, казавшиеся столь неуместными в этом царстве радости и веселья, что для Эшли они заглушили и музыку, и плеск моря.

Он огляделся. На балкон выходило не меньше дюжины дверей. В четырех горел свет. Из одной он только что вышел, вторая вела в спальню, где совещались капитан Гранфорте и их сиятельства, третья находилась за первыми двумя, а четвертая — по другую руку.

Еще не осознав, зачем он это делает, возможно, ради того, чтобы перестать оплакивать свою судьбу, Эшли направился к ней. Створка была приоткрыта, но ему пришлось чуть отдернуть портьеру, чтобы заглянуть внутрь. На кровати рыдала девушка. Ее тело подрагивало, лицо уткнулось в подушку, белокурые волосы в беспорядке рассыпались по плечам. Но он узнал Елену Карризи. Эшли раздвинул портьеры, подошел к кровати, сел и положил руку ей на плечо. Елена подняла голову и уставилась на него огромными, полными ужаса глазами.

— Убирайтесь! Убирайтесь, или я закричу!

Эшли встал и подошел к балконной двери. Казалось, она не ожидала столь легкой победы. Она наблюдала за журналистом со страхом и удивлением. У двери Эшли обернулся.

— Вы обещали выпить со мной кофе. Вроде бы днем я вам понравился. За обедом же вы смотрели на меня, как на заклятого врага. Отчего? И почему вы плачете?

— Ты убил его! Ты и твоя шлюха! Ты убил его, прежде, чем он успел попросить у бога снисхождения к его проклятой душе. Ты убил его за клочок бумаги, который…

Голос ее звучал все громче. Эшли одним прыжком подскочил к кровати. Ударил девушку по щеке, затем по другой.

Елена сжалась в комок и вновь зарыдала. Тогда он заговорил истово, настойчиво, смутно надеясь, что хоть одно слово прорвется сквозь барьер отвращения и животного страха.

— Вам сказал об этом Орнанья, не так ли? Он хочет, чтобы вы ненавидели меня, хочет использовать вас против меня. Но он солгал. Я вел машину. Я ехал с его женой. Но не я убил Гарофано. Убийца — Орнанья. Он сбросил Гарофано с ограждения прямо под колеса. Я пытался его спасти. Наша машина едва не слетела в пропасть. Но я ехал слишком быстро. Вы должны мне верить. Я не убивал Гарофано. Убийца — Орнанья, потому что именно его изобличали документы, которые хотел продать мне этот человек. Дайте мне время, и я все объясню. Ради бога дайте мне время.

Ее глаза сверкали ледяной ненавистью. А затем…

— Чтоб тебе умереть за твои грехи и вечно гореть в аду, потому что ты убил моего брата!

— Вашего брата! — Эшли остолбенел. — Вашего брата! Он вышел на балкон и вернулся в залитую светом комнату, где его уже ждали Козима и Орнанья.