– На поминках – до дна, – подсказал Виталий, который ужеопустошил свою рюмку и поднес к губам стакан с пепси. Потом ловко откусилогромный кус биг-мака и в два счета, словно большой зверь, смолол егочелюстями.

– Ох, я здорово проголодался! – пробормотал он. – А выпочему не едите? Закусывайте, а то захмелеете.

– Уже, – сообщила Тина, пытаясь справиться со своимгамбургером (а может, чизбургером, кто их разберет). У нее мгновенно поплыло передглазами. И аппетит прорезался прямо-таки волчий.

– Между первой и второй перерывчик небольшой! – лихопровозгласил Виталий и с досадой сморщился: – Ох, простите, Тина. Не знаю, чегонесу. Ладно, давайте за то же самое. Пусть ему там будет… хорошо. Пусть негневается на нас, оставшихся.

Он выпил до дна, припал к стакану с пепси и укоризненнопокачал головой, когда Тина опять попыталась отставить почти полную рюмку.Пришлось ее опустошить. Да, если дело и дальше так пойдет… Ну, ничего, мартиниосталось раза на два, не больше, это она как-нибудь выдержит, а коньяк пить всеравно не будет, хоть стреляйте ее!

– А разве ему было за что на вас злиться? – спросиларассеянно, приподнимаясь, чтобы задернуть штору: совсем ни к чему, чтобы весьдвор знал, что она на ночь глядя пьянствует с молодым человеком. Жизнь напервом этаже имеет массу неприятных моментов!

Даже такое простое движение далось не без усилий. Не надо быей пить, не надо…

– Валентину-то? – переспросил Виталий, как будто речь моглаидти о ком-то другом. – Вряд ли, не думаю. Конечно, по работе всякое бывало, ноон ведь знал, что я человек приказа. Что начальство велит, то я и делаю. Этоего вечно тянуло во всякую самодеятельность. Он даже шутил: тебе, говорил, вармии бы служить, где приказы свыше не обсуждаются. Может быть, может быть… –рассеянно кивнул Виталий, снова берясь за бутылку. – Но я, собственно, не себяимел в виду.

– А кого? – мгновенно насторожилась Тина. – Вы хотитесказать, у него оставались здесь враги? Может быть, они с ним и расправились?Вы это имеете в виду? Вы что-нибудь узнали? Я была права, да?

– Ой, не так быстро! – сверкнул улыбкой Виталий. – Да, якое-что узнал, только разговор это такой… деликатный, поэтому даже не знаю, какк нему приступить. Так что давайте еще раз выпьем – для храбрости, что ли. Апотом я все расскажу. За вас, Тина! За вас.

Они чокнулись, и Виталий выпил, не сводя глаз с Тины. Потомвзялся за стакан с пепси-колой.

«Как-то странно он запивает, – подумала Тина. – Пьет, пьет,а стакан все полон. Или он подливал себе? Нет, но что он все-таки имел в виду,говоря…»

– Значит, так. – Виталий отодвинул стакан, тарелку ипоставил локти на стол. – Во-первых, насчет гибели Валентина. Я позвонил в нашмосковский офис начальнику службы безопасности. Это мой очень хороший друг, нестанет мне врать. Он подтвердил, что сам беседовал с человеком, которыйзанимался расследованием этого случая в Париже. Он был на месте аварии и виделто, что… словом, останки, а также портфель Валентина, который почти не тронулоогнем. Очевидно, его просто вышвырнуло взрывом из машины. Документы, деловыебумаги и все такое. Это без обмана.

– Ну, я не так доверчива, – зло усмехнулась Тина. – Портфельпросто-напросто могли подбросить на место аварии.

– Кто? – изумился Виталий. – И зачем?!

– Та девка и ее сообщник, – с торжеством вскинула головуТина. – Я вам в прошлый раз ничего толком не сказала, а ведь она была не одна,эта фотомодель с ногами от ушей! С ней был какой-то бритоголовый, с узкимитакими глазами, взгляд – как лезвие. Она, когда увидела Валентина, вроде бы какзамешкалась, а этот бритоголовый, проходя мимо, ее подтолкнул. И потом, после,он ждал ее у подножия холма, на той улице, которая ведет прямиком к«Мулен-Руж». Ждал на мотоцикле, – уточнила она, напряженно вспоминая сон. – Прочто это я хотела сказать?.. Ах да, портфель! Портфель та девка забрала. Отличнопомню, как она протянула руку – и цап его со скамейки! А потом прижимала его кгруди, когда мотоцикл помчался. Портфель такой большой, светло-коричневый,вроде бы с двумя пряжками… – Задумалась, как бы вглядываясь, потом покачалаголовой: – Нет, это были не пряжки, а два кодовых замка, вот что это былотакое!

– Вы видели у Валентина такой портфель, да? – быстро спросилВиталий.

– Ни разу, – качнула головой Тина. – У него был черный кейс.А забрали именно портфель – мягкий, набитый чем-то.

– Портфель, значит… – задумчиво повторил Виталий, медленноналивая себе и, к счастью, совершенно забыв про рюмку Тины. Впрочем, про своюон тоже забыл, потому что Тина заговорила снова:

– Я думаю, все дело в этом портфеле. Они забрали то, что тамбыло, документ, что ли, а потом подкинули на место аварии, чтобы создать достоверностьситуации.

– А труп? – мрачно спросил Виталий.

– Какой труп?

– Труп Валентина, какой же еще? Он ведь так и остался наскамейке, да? Никуда не делся? То есть его через какое-то время, очевидно,обнаружили прохожие, вызвали полицию, отвезли в морг, установили личность. Комубы понадобилось создавать видимость гибели Валентина в аварии, подбрасывая егопортфель, если труп…

Он вдруг осекся, заполошно уставился на Тину:

– Ох, что я несу! Я тут совсем с вами… Нет, нам надо выпить,а то я начинаю с ума сходить!

Почему при этом должна была пить и Тина, она не поняла, номашинально пригубила. Виталий одним глотком выпил коньяк, поспешно запил своейнеиссякающей пепси-колой и, слегка задыхаясь, сказал:

– Тина, мы оба с вами не в себе из-за этой трагедии, толькопотому и говорим всерьез – о чем?! О сне! Ведь и портфель, и девушка, ивыстрелы на холме Сакре-Кер – все это было лишь во сне!

Тина порывалась было что-то сказать, однако Виталий, резковыставив ладонь, остановил ее:

– Нет уж, больше не перебивайте. Послушайте теперь меня.Насчет аварии я уже все сказал, повторять не буду. Валентин погиб именно там,по пути в аэропорт. Никаких других вариантов! Что же касается девушки… Вытвердо уверены, что не встречали ее раньше?

– Во сне, – мрачно усмехнулась Тина. – Именно в такойпоследовательности: сначала во сне, потом наяву.

– А вот в это, – задумчиво взглянул на нее Виталий, – ятеперь готов поверить… Дело в том… дело в том, что это была девушка Валентина.

Несколько мгновений она растерянно моргала, потом лицо вдругожгло – стыдом, жгучим стыдом.

– Вы хотите сказать…