Пока бармен наполняет прозрачную кружку из толстого матового стекла, девушка со скучающим видом рассматривает зал. Она или совсем слепая, или и вправду настолько наивная, что не замечает, по меньшей мере, десятка взоров, направленных на нее. Какие-то – прямые и с вызовом, другие – исподтишка, из-под кустистых бровей, от обладателей шакальих морд. Но всех смотрящих объединяет одно – откровенная похоть, восхищение загадочным женским телом, которое, оказывается, можно вот так, без зазрения совести или стеснения, выставлять на показ. Можно выгибать спину, как в порнофильмах, задумчиво кусать припухшие губы и не замечать, как далеко уехала синтетическая ткань едва присутствующего наряда.

Хорошо, что здесь нет женщин, иначе они бы девушку с потрохами сожрали. И если местные самцы предпочитают оценивать образ целиком – вызывающий, соблазнительный, то дамы бы точно обратились к деталям. Как из чуть примятого черного топика торчит брендовый ярлычок или как аккуратно подпилены ногти. Им было бы плевать на голую кожу: им важно, что находится там, где эта самая кожа прикрыта. Золотые часы, черная сумочка «Шанель», колечко, сережки и, конечно же, подвеска с маленьким бриллиантовым кулоном.

– Не скучала?

За спиной девушки появляется мужчина. Он сильно старше своей подруги, но вместе они смотрятся донельзя очаровательно. Он – с широкими плечами, такой весь из себя успешный в своем деловом костюме, и она – само воплощение женственности.

Денис жестом обращается к бармену, и бородач все понимает без слов. Верные клиенты предпочитают классику и постоянство. Не всегда в женщинах, но хотя бы в напитках.

– Пока не успела, – лениво, чуть растягивая слова на манер красивых глупышек, отвечает Лиза.

Она выводит невидимые круги на мраморной поверхности барной стойки и мечтательно смотрит куда-то в бесконечность.

– Прости, вырвался, как смог. – Он мягко целует ее в шею, и кожа, где ее касались его губы, покрывается мурашками. Ничто другое не доставило бы Денису такого удовольствия, как реакция Лизы на его прикосновения.

Ей так и хочется спросить: «Как жена? Как дети?» – но у них негласный договор. Наедине – никаких разговоров о семье. Денис говорил: «Зачем беспокоиться из-за того, что не имеет значения?» Только вот Лиза не уверена, что эта сторона его жизни действительно такая незначительная, как он утверждает.

Нет, не стоит понимать неправильно, Лиза не из тех девушек, кто только и ждет, пока любимый мужчина уйдет от ненавистной жены. Более того, сейчас ее все более чем устраивает. Она же не хочет, чтобы ее собственные маленькие секретики стали проблемой в их отношениях.

Они в окружении множества людей, играет музыка, но им обоим кажется, что нет более уединенного места на всем белом свете. Он шепчет ей на ухо:

– Видел тебя сегодня в столовой. Так бы и съел на десерт.

В ответ девушка смеется, искренне, как ребенок. В такие моменты ей больше всего нравится, что все сложилось именно так и никак иначе.

– Денис. – Воздух вырывается из груди. Поцелуй. – Прекрати. – Еще один. – Пожалуйста. – Еще.

– Эй, вы, двое! Снимите комнату!

К ним обращается заросший волосами, расплывшийся, как мороженое на солнце, мужчина неопределенного возраста. Ему с одинаковой легкостью может быть и «чуть за двадцать», и «чуть за пятьдесят». Непричесанные кудрявые волосы в сочетании с густой бородой, прикрывающей лицо, как лыжная маска, делали его похожим на только что спустившегося с горных вершин йети, только брюнета.

– Что, завидуешь? – быстро находится с ответом Денис, лишь на мгновение отлепившись от своей партнерши.

Бородач хотел было ответить, но его рот через секунду закрывается, выпустив на волю воздух вместо слов. «Почему бы и нет, – думает он про себя. – С этой крошкой – хоть на край света». И снова пригубил свое темное пиво со сдувшейся, как проколотая шина, пеной.

На месте этого рослого мужчины хотят быть все, а некоторые – и на месте этой обворожительной маленькой феечки. Кто-то обращается к своим грязным фантазиям, кто-то – к романтике момента, но все сходятся в одном: такое бывает только в кино, чтобы ни неловкости, ни сомнений, ни нелепых смешков или странных поз. Чистая фантазия озабоченной авторши любовных романов, где все – как оно должно было бы быть, а не есть на самом деле. Где нет слюны, пота, жира, волос и размазанной по лицу косметики. Ни дать ни взять кадр из мелодрамы. Конечно же, такому не позавидует только полнейший идиот.

Вот другой парень, примерно ровесник Лизы, вжимается в свой холодный стул, старается смотреть не на страстную парочку, а на мелькающие за полуподвальным окном ноги случайных прохожих. Его дружки – стая злобных гиен – ржут над его неудачной попыткой подкатить к даме, которую тот предпринял всего каких-то десять минут назад. К его чести, девушка была вроде бы и рада познакомиться, но в ответ лишь загадочно улыбнулась:

– Я кое-кого жду, он совсем скоро придет.

Как будто знала, что в этот самый момент Денис паркует свою машину на заднем дворе соседнего дома.

Иногда Лизе хотелось, чтобы и Дарья знала, где по вечерам (и главное, с кем) развлекается ее любимый муженек. Она желала не нарушить «статус-кво», а лишь посмотреть на это перекошенное от злобы красивое личико.

Они встречались только однажды. На новогоднем корпоративе многие появляются со своими спутниками, и вот в прошлом году он ее притащил. В мехах, как царица земли русской, и в остроносых туфельках на тонких шпильках, будто за окном было не минус десять. Все в этой лисице выводило Лизу из себя. Руки так и чесались содрать с соперницы искусственную бледную кожу, чтобы показать окружающим, какая она на самом деле: жалкая, уродливая и совсем беспомощная без денег и поддержки Дениса.

Так и хотелось руками, как дантист, раздвинуть улыбчивую челюсть и разорвать ее к чертовой бабушке. Тянуло выцарапать ей глаза, с мясом вырвать руки из тела и оставить ее истекать кровью там, на дорогом паркете, купленном за счет компании.

Какая-то часть Лизы знала: это в ней говорят инстинкты. Когда так долго живешь добропорядочной жизнью, подобные картины становятся частыми гостями в твоей голове. В каком-то смысле их присутствие было даже приятным, сродни физическому наслаждению, самой душевной близости.

Только вот телу все это не нравилось. Оно изрыгало из себя инородные желания, боролось всеми доступными ему методами, но – вы никогда не задумывались? – тело – это всего лишь огромный кусок мяса и костей, которыми управляет разум. Так что демократия в этом государстве была возможна только в случае военного переворота, которого не ожидалось в течение еще нескольких сотен лет.

– Ты меня любишь? – спрашивает Лиза уже в постели гостиничного номера, придавленная весом своего любовника.

Так всегда: никогда у нее, никогда у него. Только на независимой территории, в шикарном номере в центре города с видом на церковь. Лизе этот вид никогда не нравился, но Денис всегда настаивает именно на нем. Что это вообще за извращение такое – грешить на виду у Бога?